Я всегда была до болезненного честная

Была ли у вас какая-то детская мечта?

Когда я была телеведущей и вела развлекательные передачи, мне это все очень нравилось – делать какие-то пародии, вообще веселить людей, смеяться, то есть, этот процесс был очень приятный. Но сказать, что я в детстве мечтала делать пародии и веселить людей, наверное, было бы трудно. Но определенно в детстве мне хотелось быть на сцене. Причем это был какой-то такой, достаточно запретный плод. То есть, это такой обычный комплекс человека, неуверенного в себе и зажатого, которым я до сих пор, в общем, и остаюсь по большому счету. Но я помню, что в какой-то момент, когда мы были в Питере на спектакле Ленинградского ТЮЗа, я вот помню это ощущение, оно как-то так высвечивается как будто бы фонариком таким, что я стою перед сценой уже после спектакля и понимаю, что мое место там. Но я честно вам скажу, что тогда это не осознавалось как вариант. Но, тем не менее, к этому пришло, да.

А вы часто возвращаетесь в Новосибирск?

Я уехала из Новосибирска, когда мне было 28 лет. Я была уверена, что это ненадолго. Меня пригласили работать в передаче “Раз в неделю”. Я думала, что я съезжу, поснимаюсь и, собственно, вернусь. Это был уже такой послеКВНовский период, когда все равно непонятно было, чем заниматься. И с тех пор я, в общем, не часто возвращалась туда, но, тем не менее, там были мои родители, сестра у меня там живет родная. Это такая самая большая сила притяжения, ну, и какие-то ностальгические моменты. Так сказать, чтобы я там часто бывало — сейчас уже нет. Тем более что, в общем, осталась только одна сестра там уже из таких близких родственников, папы с мамой уже нет. Но мне там очень нравится. Собственно, это даже не конкретно речь про Новосибирск, а про Новосибирский Академгородок, и это совершенно другая, отдельная планета. Тем более, что, во-первых, это лес, во-вторых, это такое все-таки сообщество людей с определенным каким-то складом в основном. Ну, и в-третьих, это, естественно, место, где прошли твои самые безоблачные, беззаботные годы, которые все, в общем-то... которые для всех взрослых людей очень заманчиво вспоминать, ты думаешь: «Боже мой, как было хорошо!» Ни за что не отвечал, мог днем лечь спать. Хотя мало кто это делал из детей. Но дело в том, что я действительно, когда туда приезжаю, понимаю, что мне там очень комфортно. Но только не зимой! Это вот я точно не переношу абсолютно, я вообще не понимаю, как там могут жить люди. А вот летом там совершенно чудесная обстановка и мы сейчас как раз планируем туда летом поехать вместе с моими друзьями из параллельных классов всех. Мы хотим собраться, кто там сможет. Мы, в принципе, очень дружные ребята, и класс у нас был довольно дружный. Это бывает редко, но мы очень так все воодушевлены и мечтаем об этой встрече.

Все-таки говорят, что школьные друзья – самые-самые.

Это просто, наверное, самые искренние, неиспорченные ничем отношения. И если ты их в последующей жизни не портишь дальше, то, конечно, тебе есть к чему вернуться.

А вы вспоминаете какие-то истории?

Я почему-то очень мало помню. Может это уже начало Альцгеймера, конечно, хотя в таком случае он начался у меня очень давно. Потому что моя подружка старинная, тоже из Новосибирска, естественно, говорит, что она мне все время что-то рассказывала: «А помнишь вот это? А помнишь?» Я ей говорю: «Светка, я ничего не помню. Что это было вообще?» И она ужасно расстраивается и все обещает, что она начнет писать мои мемуары, чтобы хотя бы... пока кто-то это помнит. Поэтому со мной очень весело встречаться. Потому что мне все напоминают какие-то истории, я говорю: «Да ладно! А ну-ка расскажи?»

Расскажите, пожалуйста, немножко про ваше новое шоу.

Как мне кажется, мы придумали вместе с продюсером, который мне это предложил, мы придумали такой формат для меня очень комфортный. То есть, я как бы не являюсь журналистом, который приглашает человека и должен раскрыть тему, или человека раскрыть, как-то там готовит вопросы, штудирует историю этого человека или историю этого вопроса. Потому что я ни фига не журналист, это отдельная профессия, очень ответственная и сложная и ей нужно учиться. Ей, ею... Короче, на журналиста нужно учиться. Но при этом я понимаю, что когда у человека... Когда у меня, например, есть какой-то запрос к кому-то и вопросы, я знаю, что вот из этого человека мне нужно вытянуть ответ, то я становлюсь, наверное, каким-то интуитивным журналистом и лично я готова выспрашивать все-все-все у человека по конкретной какой-то теме. Но я подумала, что, в общем, было бы как бы не очень скромно самой одной задавать такие вопросы, я придумала, что я просто такой модератор некого разговора, когда приходит какой-то человек с запросом со своим, со своей болевой, даже, может быть, больной точкой, что-то его беспокоит в жизни и вот по этому вопросу мы ему предоставляем эксперта.

Мы всем приводим в пример мою подругу Чулпан Хаматову, которая пришла, я ей когда рассказала, что вот такой проект, он про родительство, про наши проблемы, про то что нас беспокоит, про эти наши тревожные матеря вот эти, которые с ума сходят, и она сразу четко сказала: «Послушай, у меня есть конкретный вопрос. У меня есть сейчас два подростка в семье, так получилось, погодки-девочки, и они обе в подростковом возрасте. Это не жизнь для меня». Понятно, что ты должен так выдохнуть: “Уфф” и сказать: “Все проходит и это пройдет”, но это сложно, находиться в этом моменте. И она сказала: “Я хочу помощи. Я хочу спросить у кого-нибудь, как можно жить, чтобы не то что не сойти с ума хотя бы, а еще и наслаждаться при этом своей жизнью, которая в такие моменты просто уходит куда-то на задний план”. Мы ей подобрали прекрасного специалиста, семейного старейшего московского психотерапевта Анну Яковлевну Варгу, которая просто сидела как Будда, отвечала ей спокойно на вопросы. И я при этом присутствую просто как вот вообще — ручки, вот они, я ничего не делаю. Вот есть разговор, и просто я как... Ну, не знаю, может быть, я там присутствую как некий такой, я это называю телеграфный столб, к которому есть некое доверие с одной стороны и с другой стороны. То есть, я там могу как-то... Ну, не знаю, не рефери, а как амортизатор такой, я им являюсь. То есть, поддерживаю беседу, в общем, что я всегда люблю делать.

А вообще с этим проектом все очень интересно, потому что дело в том, что мы его задумали так как-то даже больше для себя. И это уже второй раз, когда получается так странно. То есть, этот вот хайп, который, когда ты что-то делаешь для себя и думаешь: ну, сейчас посмотрят тысячи две-три-четыре человек близких, и... А я это делаю... Вот мне просто это интересно, я делаю. И когда это смотрят больше 10-20-30-40 тысяч людей, то это совершенно другое получается. То есть, требования к тебе совершенно другие. И это сразу вот этот фидбэк, который происходит в YouTube, это, конечно, потрясающая история. Ты сразу же — хоп, и получаешь все, что тебе хотят сказать. Ты садишься и начинаешь чесать в затылке, говорить: «Подождите-подождите, ребята, мы не думали, что все так прямо. Стойте-стойте, сейчас мы все сделаем, все будет хорошо, сейчас мы разберемся, поймем вообще, что нужно вам, нам».

В общем, короче, куча планов, но прежде всего это говорит о том, что это очень интересно и очень, по-честному, нравится.

В том-то и дело, что это интересно вообще любому человеку, который чем-то интересуется в жизни.

Ну, я достаточно на острие проблем, которые в обществе сейчас, я стараюсь держать... Ну, не то что стараюсь, так получается, что мне все интересно и мне все понятно, что происходит — не в смысле все понятно, я знаю все ответы, а я знаю, что происходит вокруг и какая тема сейчас всех беспокоит. Это действительно в том числе про отношения в семье, в том числе про отношения родителей с детьми своими или, например, родителей со своими родителями, это же тоже отдельная тема, и она совершенно проста, казалось бы, но почему-то об этом мало кто говорит. Ну, вот мы начали.

Может, боятся просто.

Вот в том-то и дело, что боятся люди. Действительно люди боятся говорить о чем-то... Люди боятся своих страхов, это даже еще хуже, чем бояться. То есть, они бояться признаться в том, что у них есть страх. А я в этом смысле обладаю какой-то удивительной способностью, которая раздражает всех, включая мой самый ближний круг, мужа и детей, но я говорю: «Так тебе здесь что-то не нравится? Тебе здесь больно, тебя это корябает? Тебя это дергает? Пошли смотреть, что там такое? Надо расковырять, разобраться, залатать все и там больше не будет болеть». Но это очень больно и страшно там копаться. У моих-то детей это вообще хэштег «Мама, хватит!» Как только я начинаю что-нибудь: «Вот смотри, вот ты...» они такие: «Мама, хватит!» И я затыкаюсь и говорю: «Да, хорошо, я просто буду рядом смотреть, как ты совершаешь свои ошибки».

В конце концов, на ошибках учатся.

Но поэтому жить с близкими и наблюдать их ошибки — очень тяжело. Для матери это больно. Ну, как бы когда ребенок бежит и ты понимаешь, что сейчас упадет, и ты такой как бы... Я обычно хватала: не надо падать. А уже в более взрослом возрасте ты не подхватываешь на ручки, а уже говоришь: «Старик, падай!»

А вы всегда так к этому относились или в какой-то момент пришли к тому, что можно бороться со страхами? Или это долгий-долгий был процесс к смелости, скажем так?

Нет, это не был процесс какой-то особенной смелости. Я всегда такая. Я всегда какая-то вот до болезненного честная была. С детства. И в подростковом возрасте, естественно, еще больше этот протест против всего. Я так мало что помню, но теперь как взрослый человек, как мать троих детей, я понимаю, что со мной-то было, в общем, нелегко, скорее всего. И были какие-то истории, когда я просто осознавала, что меня беспокоит, что мне не нравится и говорила: «Все, мне это не нравится, я не буду это делать». Со стороны социума, со стороны общества это всегда очень странно, это не принято. Как бы в обществе нужно быть... Если ты хочешь быть в обществе, ты должен жить по его правилам. А я как-то по правилам, видимо, не очень хотела всегда жить. И это, в общем, такое испытание по поводу страхов. Да, я нарушаю эти правила и смотрю, что потом получается, не боюсь этого. Не боюсь. Просто это очень хороший вопрос насчет того, почему я не боюсь, вы не первая, кто мне его задает. То есть, у меня довольно рано этот вопрос возник как бы в таком поле вокруг меня, меня реально люди спрашивали.

Я вот сейчас вспомнила конкретный момент, когда я только приехала в Москву. С каким-то таксистом ехала, мне было 29, по-моему, уже под 30 лет, то есть, лет 20 назад, больше, и как раз мы с ним что-то ехали, болтали. А он такой злой был какой-то такой, ну, обиженный на жизнь такой человек. Таксист, короче. Такая отдельная категория людей, которая вечно недовольна собой и своей работой. Не, не собой, а всем, что их окружает. И что-то вот мы с ним говорили-говорили-говорили, и он в конце мне так очень зло, меня так задело это, он мне сказал: «Да тебя просто не пугал никто еще никогда как следует». Я с тех пор об этом думаю и все жду, когда же уже наконец меня напугают как следует. Но что-то как-то пока нет. Не хочу даже ничего говорить, типа, чтобы не сглазить. Нет, безусловно, были всякие моменты, но сказать, что это прямо ужас-ужас... Ну, ужас, но не ужас-ужас. Пока по крайней мере.

Странный таксист, да. Любят они что-нибудь такое сказать, бросить...

Да, да, а потом всю жизнь, 20 лет прошло, я все это вспоминаю. Правда, вот сейчас вспомнила. Ну, это же круто, это как бы такие вызовы, которые... Тебе задают какой-то вопрос и ты потом... В точку попал-то ведь тоже. То есть, это какая-то тоже была моя, видимо, история, которая... И потом еще у меня тоже люди спрашивали: «Почему ты ничего не боишься?» Не знаю, у меня нет ответа на этот вопрос. Всякое испытание, всякий поворот, всякая сложная ситуация дается тебе, для того чтобы ее пережить. Ну, если ты ее переживаешь, то идешь дальше и становишься сильнее. Это понятно, все что нас не убивает, делает нас сильнее. Ну, а то что нас убивает, нас убивает, вот и все. Ничего нового. И мы просто умираем.

Как появилось “путешествие к себе”?

Я пыталась делать проект, который назывался «Выходные со смыслом», по-моему, что-то вроде этого. Потому что мне казалось, что есть очень много людей, которые находятся в каком-то внутреннем кризисе, которым нужно помочь. Это я начала делать в свое время... Я приехала в Новосибирск, собрала какой-то клич, то есть, что-то типа лекций, что-то типа разговоров про себя, про свою жизнь, про свой опыт и попытка помочь этим опытом другим людям, которые ко мне прислушиваются. Таких оказалось не так много, их там было порядка 25 человек. Но главный вывод, который я сделала тогда для себя, заключался в том, что без просьбы человека, без запроса человека: «Помоги мне, я хочу измениться», ты не можешь ему помочь.

И поэтому, например, вот тот проект, который называется «Путешествие к себе», он продолжение той истории, когда я пыталась всех собрать и сказать: «Ребята, да вот же, смотрите, как надо жить». Тогда это было 25 человек, потом было, по-моему, еще меньше. Сейчас я поняла, что вообще это все очень штучная история. Вообще это, конечно, один на один должно происходить. Потому что это как... я не назову это психотерапией, конечно, но это некая такая терапия. Но, с другой стороны, в группе там 8 человек у нас всего. Я даже специально сказала, что не нужно делать больше, потому что это сложно. Большая группа — сложно даже удержать как-то ее. Но эти 8 человек, которые там собрались, именно для них это важно, потому что они видят, что они не одиноки, в этом смысле это тоже здорово. То есть, когда один человек и с ним разговаривает кто-то, кому он доверяет, это уже более какая-то личная история, может это терапия, не терапия, не знаю, как это назвать. Но когда ты собираешься вот в эту самую группу анонимных алкоголиков и говоришь: «Я Татьяна Лазарева, мне 52 года и я не знаю, что мне делать дальше», все говорят: «И я тоже не знаю». И как-то уже хочется обняться и заплакать.

Да. Но потом, как ни странно, именно мне кажется, что вот суть этой поездки — это неважно где, куда мы едем. То есть, я сразу предупреждаю, что мы не будем сильно смотреть на то, что нас окружает, там просто будет солнце и воздух свежий, и спокойные люди вокруг этого, это очень важно для многих, это уже является частью как бы терапии какой-то. И во-вторых, я понимаю, что в этой атмосфере мы будем просто как-то комфортно и безболезненно пытаться аккуратно очень, просто может быть подпушить немного, подтолкнуть людей еще к дальнейшему запросу. Тебя что-то не устраивает? Тебе нравится что-то во мне? А что именно нравится? А что не устраивает? Я еще раз говорю: я не доктор, я никто, но я могу помочь людям не бояться сформулировать запрос. Вот это все, что я могу.

Источник http://mktravelclub.ru/blogs/ya-vsegda-byla-do-boleznennogo-chestnaya-tatyana-lazareva-pro-detstvo-v-novosibirske-chestnost-s-sam/