КУБА - ЛЮБОВЬ МОЯ

   Глава 2  

31 августа 1963 - октябрь 1964 года.

   Летом 1963 года, кажется, 31 августа, бабушка послала меня в магазин за хлебом.  
В то лето кто-то отдал мне роликовые коньки, и я их активно осваивала, только что спать в них не ложилась. Коньки были старые, потрепанные, то и дело мне приходилось их чинить, подвязывать веревочки вместо порванных ремешков, но, как ни странно, я все-таки научилась на них гонять, повергая взрослых в возмущение таким неприличным для девочки поведением, мальчишек - в зависть, смешанную с почтением (у меня, вообще, был высокий рейтинг среди пацанов - я имела ужа, которого вешала себе на шею, когда шла на море, и в воде уж неотрывно следовал за мной; читала фантастику и здорово умела ее пересказывать, при случае добавляя отсебятину, умела паять, на уроки труда ходила с мальчишками в столярку, где сама сделала табуретку, а тут еще и ролики!). Девчонки просто шипели по моему поводу - не хуже моего ужа.

   Гремя копытами-роликами я ввалилась в магазин и обнаружила, что хлеба нет, хотя, обычно, в это время бывал "привоз". Бабушке сообщение мое не понравилось, она  с легким раздражением велела мне снять свои дурацкие ролики, которыми я всех скоро в могилу сведу, и сбегать на тридцатый (в нашем городе кварталы и микрорайоны имели номера. Мы в описываемое время жили в четырнадцатом квартале). Тридцатый квартал был по другую сторону улицы имени 26 бакинских комиссаров, а переходить улицу на роликах мне было запрещено. На тридцатом не только хлеба не было, но даже окно, из которого его продавали, было закрыто - и это в десять часов утра!

   "Пойди на Нариманова",- не сдавалась бабушка.   В хлебном магазине на улице Нариманова хлеба не было.

   Возвращаясь домой, я встретила ораву из нашего двора - оказалось, что все бегали в поисках хлеба. Они уже побывали в "Спутнике" и шли к родителям за получением новых указаний.

   Надо сказать, что мы жили автономно от ребят-азербайджанцев. Еще с теми, кто учился в русских школах, контакт был, а ученики азербайджанских школ существовали в параллельном пространстве. Наш двор не был исключением. Но случай, видимо, был особенным: к нам подскочил мальчишка из параллельного мира и крикнул, что на базаре дают хлеб. Мы всей толпой бросились за вестником.

   На базаре клубилась и кишела огромная толпа, словно весь город собрался здесь. "Давали" по килограмму черного хлеба в руки. Не помню уже, как мы пробивались к прилавку, но хлеб мы добыли.

   Хлеб был ужасный. Испекли его из плохо просеянной муки, пропекся он тоже неважно - был липким и тяжелым. Но в тот день это был единственный хлеб, который удалось купить. Соседи, у кого не было детей, или дети были маленькими, и их нельзя было гонять по магазинам, в тот день остались без хлеба .  
Начался учебный год, и началась новая жизнь.   После школы, сделав уроки, мы - опять же всей компанией - шли в хлебный на улице имени Нариманова, чтобы занять очередь. В этой очереди мы стояли до темноты, когда сменить нас приходили вернувшиеся с работы взрослые. Меня сменял дядя, в семье которого в то время жили мы с бабушкой и братом. Хлеб привозили, обычно, часа в три утра. Иногда почему-то вдруг его привозили раньше обычного, в час ночи, например, и это считалось удачей, потому что можно было хоть сколько-то поспать перед рабочим днем.  
Что творилось в этих ночных очередях! Всегда находились умники, которые стоять не хотели, поднимался скандал, начиналась драка и даже поножовщина. Бабушка все время боялась, что дядька, с его характером, ввяжется в какую-нибудь историю, а потому тоже не спала до его прихода. Говорили, что какую-то женщину изнасиловали в этой очереди, что мужика пырнули ножом. Очень скоро очередь поделилась на две - "мужскую" и "женскую"(интересно то, что с тех пор за любым дефицитом выстраивались сразу две очереди. Последний раз я была у родителей в девяносто втором и ходила "отоваривать" мясные талоны. Очередей было две).
Хлеб отпускали попеременно - по одному человеку из каждой очереди.

   Все это хамство продолжалось всю зиму и следующее лето.   Учителя истории боялись заходить в классы, потому что любой урок превращался в допрос с пристрастием: "В газетах писали, что собран невиданный урожай - где он?"
Отговорки типа "мы изучаем другую эпоху" не работали.
Пытались приставать к учителям физики и химии за дополнительными разъяснениями закона сохранения материи. Куда делась материя, если ее немерянно прибыло, а мы торчим в дурацких очередях. Но те отмазались, намекнув, что законы вверенных им учебных предметов не подразумевают вмешательства политических сил (да-да, это было именно то, на что я намекала ранее - мы были иными, чем российские дети: вокруг нас были другие взрослые).

   Летом ничего не изменилось, кроме того, что мы с братом поехали - одни! - к маме. Точнее сказать - это я поехала одна и повезла маленького брата, как взрослая.   В Батуми хлеба не было тоже. Но грузины  были умнее: они просто ввели нормы продажи хлеба.   Хотя, если вдуматься, что в этом умного? Самое умное было бы уже взяться за ружья, уйти в горы, стать абреками и поубивать, к чертовой матери, всю эту кремлевскую шушеру! Но разве всех поубиваешь? В Кремль всегда стояла очередь - и материальная, чтобы зайти поглазеть на недееспособных чугунных царей, принявших вид: кто - пушки, кто - колокола - и метафизическая очередь разных хмырей, рвущихся угнездиться в теплых кремлевских палатах.   У мамы была школьная тетрадочка, в которой при покупке хлеба продавец ставил подпись и печать, а покупать хлеб можно было только в одном магазине, причем, не нужно думать, что люди имели право выбирать тот магазин, который был наиболее удобен для них. Мы, например, жили за городом, в военном городке, но мама тогда уже не работала в конторе Военторга, а потому за хлебом приходилось ездить в город, что автоматически удорожало хлеб на стоимость автобусных билетов.

В день полагалось на каждого ребенка по триста граммов белого хлеба, а взрослым белый хлеб не выделяли - они получали по полкило черного. С моим приездом, маме стало легче: она могла, возвращаясь с работы, не делать крюк, а ехать прямо домой. Так что мои функции фуражира следовали за мной по пятам из города в город.

   И вот теперь, засыпая после поездки в Набрань, я вспоминала серую "Волгу", странные портреты в газете, поющих мужиков, а газета все полоскалась по ветру. Хрущика сняли. Брежнев. Вместо кого?