В жизни отец был человеком немногословным. Его речь не отличалась "цветистостью", но все, что он говорил, было очень образно и всегда абсолютно искренне.
Он мало писал писем. Только отвечал зрителям и всегда поздравлял друзей и близких с праздниками. Причем эти коротенькие поздравления отличались оригинальностью - всем адресатам он писал разное (у него был составлен список, кого не забыть поздравить). Побудить написать кому-то письмо его могло только какое-то событие, оставившее в душе след. Так он написал огромное письмо Г. Н. Бояджиеву (с которым, кстати, никогда не был знаком) после прочтения книги о Мольере. Или Л. В. Варпаховскому, будучи глубоко взволнованным спектаклем "Обоз второго разряда" в Московском театре имени Ермоловой. (Сохранились ли эти письма? Увы, ни Георгия Нерсесовича, ни Леонида Викторовича уже давно нет в живых).
Статей отец почти не писал (все статьи, опубликованные в разных изданиях, являют собой переработанные интервью с ним - отсюда такая их стилистическая неровность). И, уж конечно, не писал он мемуаров. Но остались после него драгоценные "книжечки" (он так их называл). Это обычные книжки-календари с алфавитом для телефонов и страничками для календарных записей: разворот - на неделю. Книжечка удобно помещалась во внутренний карман пиджака и была с отцом всегда и везде. Причем, приобретая в конце каждого года такую книжечку, отец переписывал из предыдущей все телефоны, адреса. Тратил на это немало часов из своих бессонных ночей, а предыдущая книжечка занимала свое место в ящике его прикроватной тумбочки. Мама очень ревниво относилась к этим его "конду итам": "Что ты там записываешь? Сколько щучек пой мал, сколько лещей?" Отец отмалчивался. Но эти книжечки стали его своеобразным дневником. Будучи человеком исключительно пунктуальным, он делал записи ежедневно, не пропуская ни одного дня.
Записи в этих дневниках разные. Бывали дни, когда Меркурьев помечал только расписание: 9-00 - укол инсулина, 10-00 - репетиция в театре, 14-00 - встреча в исполкоме по поводу квартиры для актрисы Ефимовой, 16-00 - урок в институте, вечером - "П. Ж." (спектакль "Последняя жертва"), или "С. В." ("Сын века"), или "Чти" ("Чти отца своего") и т.д.. В других случаях встречаются цифры - это или расходы, или данные анализов (отец был диабетиком и регулярно делал анализы крови на сахар), или температура, давление. (Но это только тогда, когда чувствовал себя плохо. Надо сказать, что он был очень аккуратен и как пациент: все лекарства принимал точно по часам - и это тоже отмечал в книжечке).
Привычка вести такой дневник выработалась у него давно. Постепенно записи становились более подробными. А в последние годы записи расписания, температуры дополнялись краткими, односложными впечатлениями о встречах или о просмотренных фильмах, спектаклях.
Много в этих книжечках сугубо личного. Трудная у нас была семья! Народу много, у всех характеры нелегкие. И как он переживал все наши неурядицы, а зачастую - то, как бездарно мы убиваем время. А в других случаях приятно прочитать его радостный, порой отмеченный тремя "!!!" отзыв о каком-то успехе каждого из нас: о защите Анной диссертации, об удачно сыгранной Женей роли, ну и, конечно же, о маме - о его любимой Иришечке, с которой прожил он 44 трудных года, но которую обожал! Здесь слово "обожал" вполне применимо в первоначальном его значении - "обожествлял".
А его записи, сделанные на даче! Боже, как же он радовался каждой яблоньке, каждому цветку, посаженным своими руками, или руками близких ему людей (не обязательно родственников - приезжали друзья, ученики, поклонники, кто-то иногда привозил саженцы, а папа потом трепетно следил за новым "жильцом" дачной флоры). Когда цветы или деревья распускались, он говорил: "Видишь, как они благодарят".
Полная публикация дневниковых записей отца смысла не имеет - к каждой записи надо делать огромные комментарии. Но выборочная публикация представляет безусловный интерес, и надеюсь, читатель, ознакомившись с нею, разделит мое мнение.
После смерти отца я развернул "кампанию" по созданию книги о нем: написал десятки писем его друзьям, коллегам, ученикам. Многие откликнулись сразу (это драматург Леонид Зорин, актеры Любовь Соколова, Павел Кадочников, Игорь Ильинский, режиссеры Александр Зархи, Герберт Раппопорт, любимые ученицы отца Марина Неелова и Хадиша Букеева, ученики Игорь Владимиров, Михаил Львов, коллеги по Александринской сцене Ольга Лебзак, Галина Карелина, Нина Мамаева, Игорь Горбачев, друг и коллега по театральному институту профессор Зинаида Савкова). Параллельно с моей "организаторской" работой театровед Л. С. Данилова начала практическое осуществление издания книги. Была еще жива мама. К ней добровольно "прикрепился" страстный поклонник классического искусства, наборщик одной из ленинградских типографий Саша Михайлов. Он приходил к маме ежедневно, очень скромно, неназойливо задавал вопросы и, поскольку Саша человек абсолютно бескорыстный и очень располагал к откровенности, мама рассказывала ему всю свою и "Васечкину" жизнь. На следующий день после того, как Саша принес отпечатанные последние мамины рассказы, она умерла будто только это и удерживало ее от встречи с "Васечкой".
Книга, сделанная в 1983, вышла в 1986 году. Моих воспоминаний в ней нет - в те годы еще слишком мало времени прошло, чтобы вспоминать стройно. Нет в ней и многих фактов, свидетельств, которые не могли появиться даже в 1986 году.
Сегодня, делая новую книгу, я с благодарностью вспоминаю труд Людмилы Сергеевны Даниловой. И, поскольку книгу 1986 года уже почти никто не знает, а многих свидетелей жизни и деятельности моих родителей нет на свете, я позволю себе поместить выдержки из воспоминаний, опубликованных ранее.
Свободное копирование
