Через три месяца я пошла в суд, чтобы подать заявление на алименты. На руках у меня были все документы, свидетельство о рождении, где отцом записан Александр, свидетельство о браке. У меня документы приняли, но пришел ответ, что Лисицина тоже подала на алименты, аргументируя, что отец ребенка с ними не проживает и не помогает материально. Но судья отнеслась не формально, после того, как я рассказала ей свою ситуацию, она назначила проверку, и там в Мурманске выяснили, что он проживает, что вместе гуляют с ребенком, ей в алиментах отказали, а мне назначили, как и положено по закону 25 процентов. Правда, у меня после этих волнений стало пропадать молоко. Бабушка Маня помогала мне со стиркой пеленок, мама еще работала, но тоже, когда приходила домой давала мне передохнуть.
Весной у нас произошел инцидент с отцом. Он опять запил, хулиганил, мне даже пришлось как-то раз милицию вызвать. Работу он потерял, т.к.ю просто перестал на нее ходить в середине учебного года, а работал он заместителем директора профессионально-технического училища по хозяйственной части. Остановиться он не мог, жил на веранде, мы с ним перестали общаться. На веранде было холодно, и он вынужден был уехать в Ленинград к своей маме. Я уже даже не могу восстановить здесь хронологию событий, он в письме мне как-то написал, что это случилось на его 52-летие, но и летом он ходил туда сюда пьяный, то пропадал, то опять появлялся, просил денег. В письмах позднее он меня обвинял, что я сыграла в его расставании с мамой (разводе) не последнюю роль, что подлостью с моей стороны было, что это случилось в трудный для него период. Обвинял нас, что мы его недостаточно любили, раз не смогли удержать от пьянства. Бабушку Маню обвинял, что она ему портила настроение, поэтому он и запивал. Но это все были слова, он относился к себе не критично, всюду искал виноватых. В моей памяти один эпизод , как начинался у него запой. Мы шли все вместе, я с коляской, мама и он. По дороге он все время ругался с мамой, цеплялся к её словам, что-то выяснял. Я молчала . Он был совершенно трезвый, но нервный. Мама ему сказала:
- Ты что поссориться хочешь, или выпить захотел?
Он резко ответил, - да, - и пошел в другую сторону, а к вечеру напился. Вот так это происходило, с моей точки зрения без каких либо серьезных причин. Но он всегда оправдывался и находил виноватых. А пьяного его наши нервы просто не выдерживали, мы его не выгоняли, мы просто старались себя защитить от его агрессии, переживали, когда он долго не приходил домой, все время ждали беды. Поэтому , когда он приехал из Ленинграда за разводом , я вздохнула с облегчением. А , мама, хоть и говорила позднее, что тоже обрадовалась, что все мирно разрешилось, но в тот момент, я видела, что ее это очень задело. Перед походом в суд она нарядилась, пыталась показать , что ей весело, но она в глубине души переживала. После этого развода мы мамочку отправили по путевке отдохнуть в Минеральные воды по профсоюзной путевке. Папа уехал в Ленинград , и у него началась другая жизнь. Там он тоже много переживаний принес бабушке Ларисе и своим родным. Сам метался, устраивался на работу, пытался начать новую жизнь с новой семьей, запивал, путешествовал, занимался огородом, писал свои мысли в дневники, встречался с родственниками, ездил в отпуск. Нам с Петей он писал письма. Пете жаловался на жизнь. Меня все время упрекал, что редко пишу , упрекал в том , что живу по принципу " поберечь себя", просил, чтобы не запрещала видеться с внучкой. Внуков он любил, и они его тоже любили. Он дарил им книги, интересовался их развитием. Он приезжал к нам в гости и в Мурманск , и в Лугу к бабушкам, под предлогом встречи с внуками. Мы этому были рады, условие было одно - чтобы был трезвый. Как то в разговоре с мамой много позднее, он ей сказал, что не жалеет , что в этот период жизни жил самостоятельно, так как ему хотелось. В этом смысле он был оптимист, ему всегда казалась, что кроме нас , все остальные его очень любят, уважают и ждут. А на работе он всегда борется за правду против несправедливости, бесхозяйственности и расхитителей социалистической собственности. Об этом он писал и в письмах и в своих дневниках. У меня за него всегда было на душе неспокойно, я ему отвечала на письма , хоть он и упрекал за отсутствие душевного тепла. Но любовь , или она есть , или ее нет, ее очень легко убить страхом, нелегко заслужить вновь, особенно, если не раскаяться искренне и не признавать свои ошибки.