Так спокойно я жила до октября, пока о моей беременности не узнала его мама Маргарита Федоровна. Не знаю, чья это была идея , навестить меня и убедиться в этом, а заодно забрать серебряные ложки, подарок бабушки Валентины Михайловны на свадьбу. И что это за такие ценные были ложки? Но однажды в воскресение она пришла. Хорошо, что дома была я не одна, а с соседкой Катериной . Свекровь была настроена воинственно. Я это почувствовала сразу , как ее впустила. Я то наивно думала, что она пришла поговорить по-человечески, я ведь их не трогала, не мешала Сашкиному решению остаться с Татьяной. Но она сразу начала меня обвинять, что я его обобрала, что я ей должна отдать ложки, что Саша не будет выписываться, и вообще мой ребенок не от него. Последнее меня возмутило больше всего. Я ответила, что ей это не может быть известно, что он точно знает, что ребенок его, и что пусть- ка она со своими ложками выйдет вон. Моя соседка вступилась за меня и пристыдила ее за скандал. Тогда она сказала,
- Я ухожу. Саша сюда больше не придет .
Взяла ложечки, которые я перед ней выложила, и, утирая глаза платочком, ушла. Меня после этого потряхивало, но, Слава Богу , все обошлось. Честно говоря, я надеялась, что Сашка явится и извинится за поступок его мамаши . Но тишина, я ждала три недели, сама я ему не звонила, но была уверена, что не знать он не мог. Потом мне пришло в голову, возможно, это он и предположил, что ребенок не его, когда перед ними оправдывался, и я написала письмо ему на работу в партком. Глупо? Ну я же переживала, мне же нужно было защитить свое доброе имя и будущего ребенка, потому, что если бы я тогда промолчала, то скорее всего он , под нажимом своей мамаши и Таньки, попытался бы отказаться от ребенка, и думали бы тогда, что я нагуляла неизвестно от кого. Итак, я подробно и честно описала все его похождения направо и налево. Наверное , мое письмо было настолько искренне, что мне поверили. У них на работе состоялось собрание, на котором обсуждали его личное дело. В это время с ним работал Юра Воробьев, он на собрании присутствовал, меня и его знал. Он позднее говорил без подробностей, что Саша оправдывался недостойно , и выглядел на этом собрании жалко.
Возможно , что за этот поступок кто-то меня осудит, я долго не могла решиться написать это письмо, я понимала, что этим шагом я лишаю себя и ребенка дальнейшего общения с Сашей. Решающую роль сыграли в этом моем поступке слова его мамы : "Саша сюда больше не придет" . Эти слова были самыми обидными, и он ведь действительно не приходил . Я решила, в тот период, что должна поставить точку и для себя. Помню, я так и написала, понимаю, что этим письмом обрубаю все концы. Хотя глубоко в душе надеялась, что какое-то объяснение у нас состоится, что не все потеряно, я ведь любила не подкаблучника и маменькиного сынка, а, как мне казалось, человека великодушного и глубокого, попавшего в непростую ситуацию, из которой он способен выйти достойно. Но ошиблась. После этого мне еще пришло анонимное письмо, написанное женской рукой, то ли от имени Татьяны, то ли Маргариты, почерка я их не знала, и оно было не подписано. Но там были оскорбления в мой адрес и фраза: " Я сделаю все, чтобы Саша был счастлив". От этого письма меня опять трясло, после этого я переехала жить к Пете. Папа уже уехал в Лугу, и они жили на Чумбарова- Лучинского своей семьей , с Наташей и Алешей. Письмо я показала Пете. И он встретил Сашу после работы, отдал ему это мерзкое письмо и предупредил, что если еще что-то в мой адрес подобное будет сделано, то неприятности будут не только у него, но и у его отца.
Приближалось время моего декретного отпуска. В декабре за мной приехала мама , мы вместе с ней поехали в Лугу. Предварительный срок родов был назначен на 12 февраля.