Школа

       Школа

       В 1946 г. в Новгороде было всего две средних школы. Одна находилась на правом берегу Волхова, другая на левом. В августе меня приняли в 9-й класс 2-й средней школы. Школа располагалась в центре города рядом с Кремлем и размещалась в одном из уцелевших в войну кирпичных зданий. Фасадом здание школы выходило на огромный, заросший бурьяном пустырь с торчащими обломками кирпичных стен, левее – центральная площадь, здание обкома партии (бывшее дворянское собрание) и Кремль, окруженный глубоким рвом. На краю площади гранитный постамент памятника В.И.Ленину, со следами от немецких пуль, а в центре деревянный помост-трибуна для торжественных случаев.

       В сентябре в школе начался второй послевоенный учебный год. Девятый класс, в школе был один. Десятый, набранный в предыдущем году, тоже один. С ребятами в классе я познакомился быстро. Постепенно привыкал к новым учителям и к более высоким требованиям, чем были в предыдущих школах. Учителя здесь подобрались замечательные. Классным руководителем у нас была Анна Николаевна Гореликова, учительница литературы. Математику преподавала Варвара Григорьевна Васильева («Варвара»), физику – Васса Дмитриевна (вот фамилию не помню), химию – Белла Борисовна Блюм («БББ»). Замечательно излагал материал по истории Квятковский, - наш «Аркаша-шепелявый». У него был дефект речи и говорил он, как бы набрав воды в рот, очень неразборчиво. С непривычки понять его речь было трудно. Почему к нему пристало имя Аркаша, неизвестно; звали то его не Аркадием.

       Лишь с учительницей немецкого языка у меня не сложились отношения. Дело в том, что ни в одной из предыдущих школ, где я учился, не было иностранного языка, т.к. не было учителей. Здесь же в школе изучали немецкий язык, и преподавала его пожилая, и как говорили ребята, очень вредная, учительница. Получилось так, что в сентябре, в тот день, когда по расписанию был первый урок немецкого языка, меня назначили дежурным. Ребята объяснили, что по заведенному «немкой» порядку, дежурный должен встать и доложить ей на немецком языке – «Я сегодня дежурный. Сегодня такое-то число, такого-то месяца и года». И обязательно добавить, – «22 года без Ленина, по ленинскому пути». Фразы эти мне написали на бумажке русскими буквами и, чтобы не ударить в грязь лицом, нужно было успеть выучить текст до начала урока. Звонок на урок. В класс входит учительница: все встают, садиться нельзя пока дежурный не отрапортует. Я начинаю: - «Ихь бин хойте орднер (я сегодня дежурный …) Что там дальше? – Забыл! Лопочу что-то уже по-русски, про Ленина. Положение безвыходное, и я честно признаюсь немке, что никогда не учил немецкий и ничего не знаю. Этим я почему-то ее страшно рассердил, она устроила мне разнос на немецком языке, поставила двойку в дневник и выгнала из класса. Больше на ее уроках я не появлялся ни в девятом, ни в десятом классах. В классе оказалось еще двое «не обученных языкам»: Юрка Иванов и Валька Морозов. Морозов, пропустивший несколько лет учебы из-за войны, кажется, действительно никогда не учил языков. Иванов же, сын высокопоставленного областного партийного чиновника, в предыдущей школе изучал английский язык, но, сообразив, что к чему, тоже перестал посещать уроки немецкого, отговариваясь тем, что он, де, англичанин, а не немец. Каждый раз, вместо урока немецкого языка наша троица отдыхала. Зимой, в закутке за школьной вешалкой играли в «маялку», когда становилось тепло, гоняли мяч на улице. Маялка – небольшой свинцовый кружок, обернутый тряпочкой и перетянутый крепкой ниткой, нечто, подобное волану для бадминтона. Этот волан нужно было, как можно больше раз подбить внутренней стороной стопы одной ноги, не давая ему упасть на пол. Кто продержит маялку в воздухе дольше, тот победитель. Уйдя с урока, приходилось прятаться от вездесущего директора школы Мишина, который имел обыкновение по несколько раз в день проверять все школьные закоулки, вылавливая нерадивых учеников. Особенно гонял он курильщиков. Любители покурить прятались обычно в уборной, стоящей на заднем дворе школы. Курили махорку. От внешней территории уборная была отгорожена полуразвалившимся забором из досок и колючей проволоки. Однажды, вместе с друзьями там попробовал покурить и я. Свернул, как сумел цигарку с махоркой, сделал несколько затяжек и выбросил, – не понравилось, тошнит. Неожиданно во дворе появляется директор, идет в нашу сторону. Курильщики разбегаются. Я, в панике лезу на улицу через дырку в заборе, но зацепился рубахой за колючую проволоку: стою, согнувшись, ни вперед, ни назад. А директор, вот он рядом! Сейчас схватит, рванулся я от него, оставив на проволоке клок новенькой белой рубашки и разодрав ее от воротника до пояса. Больше ни разу в жизни курить не пробовал.

       Физкультурного зала в школе не было, поэтому зимой и летом на уроках физкультуры занимались на улице, во дворе школы или на стадионе. Новгород только начинал восстанавливаться, но, несмотря ни на что, на стадионе кипела жизнь. Летом тренировались футбольные команды и легкоатлеты, собирались любители поиграть в баскетбол и волейбол, устраивались соревнования. Зимой поле заливали, можно было покататься на коньках, поиграть в хоккей с мячом. Со школьных лет сформировалась наша дикая волейбольная команда, просуществовавшая до окончания нами институтов. Когда наступали студенческие каникулы, приезжая домой, мы каждый вечер собирались на стадионе. Там же на стадионе летом 1947-го года я тренировался в группе школьников у приехавшего в город, знаменитого тренера, создателя самбо, Харлампиева. Получалось не очень, не хватало физических сил. Осенью тренер уехал, и тренировки прекратились. Тем не менее, некоторые из начинавших у него ребят, достигли в самбо больших успехов. Помню, уже в институте мы проходили морскую практику на крейсере «Жданов». Крейсер идет в Финский залив на стрельбы. Мы, группа студентов, стоим на мостике, над орудиями главного калибра. По громкой связи объявляют учебную боевую тревогу, внизу матросы бегом занимают свои места у счетверенных зенитных пушек. Кто-то из матросов, сидящих у пушки, машет мне рукой. Оказалось знакомый парень из Новгорода, тренировались вместе у Харлампиева. Он уже мастер спорта.

       Девятый класс. Очень много увлечений. Люблю мастерить, особенно что-либо связанное с электротехникой: трансформаторы, электромоторы, модели и т.п. В продаже нет ни материалов, ни деталей, почти все необходимо делать самому, руководствуясь распространенными тогда книжками типа «Сделай сам» или «Как самому сделать электромотор». Самый волнующий момент, сделав модель, включить ее, убедиться, что она работает и возгордиться оттого, что именно ты смог ее сделать. Первыми моделями были миниатюрные электромоторы, потом захотелось сделать модель трамвая. Где-то прочитал, как самому сделать кипятильник. Это очень просто, убеждал автор. Нужно взять две металлические пластины, подключить их к сети и опустить в сосуд с водой. Электрический ток, проходя между пластинами через воду, быстро нагреет ее до кипения. Попробовал. Действительно воду в полулитровой банке можно вскипятить за несколько минут. Увлечение экспериментами с кипятильниками окончилось катастрофой. В заброшенном колодце, находившемся неподалеку от нашего дома, вода была сильно соленой. Пить ее было нельзя, но иногда, когда уличная колонка с обычной водой не работала, воду из колодца брали для хозяйственных нужд. Снова из любопытства, как когда-то с конденсатором, захотелось посмотреть, будет ли кипятильник нагревать такую воду. Посмотрел! Только опустил кипятильник в банку с водой, как все в ней загудело, провода в комнате задымились, и свет погас. Короткое замыкание! А поскольку вместо пробок-предохранителей у меня были поставлены «жучки» из толстой проволоки, то перегорели предохранители на уличных столбах, и без электричества на несколько дней оказалась вся улица.

       После войны очень мечталось о радио. Но в послевоенные годы радиоприемников у населения, за очень редким исключением, не было. Те приемники, которые люди сдавали в начале войны, пропали безвозвратно, новых же промышленность еще не выпускала. Радио можно было слушать только по трансляционной сети от единого, городского радиоцентра. Радиоточка в нашем доме имелась, однако нужен был репродуктор. Как-то, когда уж очень я надоел родителям просьбами о радио, отец предложил мне взять ведро картошки, продать на рынке и на вырученные деньги купить репродуктор. И вот я на рынке. Продаю свое ведро картошки солдатскими котелками. Покупатели подходят, спрашивают, сколько стоит? Мне почему-то неловко перед ними, называю цену меньшую, чем рассчитывал дома. И, наоборот, накладываю в котелок картошки с верхом. Быстро продал всю. Торговец из меня оказался никудышный. Так проторговался, что денег на репродуктор не хватило. Родителям пришлось еще добавить и в доме появилось радио. Репродуктор никогда не выключали и радиопередачи звучали в доме с шести утра и до часа ночи. Это никому не мешало.

       Очень хотелось самому сделать радиоприемник. Один из школьных знакомых принес мне старый детекторный приемник. Такой был у нас дома до войны. Но в нем отсутствовал главный элемент - детектор, так что никаких радиостанций приемник принимать не мог. В брошюре для юных радиолюбителей, вычитал, что детектор можно сделать самому, нужно только получить кристалл сернистого свинца. Для этого, писал автор, свинцовые опилки надо сплавить на огне с порошком обычной серы. К моему огорчению, потратив много времени на химические опыты, кристалл так и не получил. Зато получил небольшой взрыв, забросавший мне физиономию горячими брызгами расплава, после чего экспериментировать как-то расхотелось. Первый свой радиоприемник я сделал позже. А пока завидовал однокласснику Герке, собравшему простенький ламповый приемник, принимавший довольно много радиостанций на длинную антенну, растянутую между двумя деревьями. Хороший прием был только вечером, и, чтобы послушать разные станции, я зимой, по вечерам хожу к нему домой на дальний конец города. Поздний вечер, на улице темно. И вот мы сидим в его крохотной комнатке, выключив свет, светится только лампочка на шкале приемника. Вращаем ручку настройки; при приближении к волне радиостанции из динамика слышится свист и завывание, потом возникает голос или музыка. Идем дальше, снова посвистывание и новая радиостанция, возникающая, как бы, из ничего. Говорят на разных языках. В темноте комнаты все это производит какое-то завораживающее впечатление.

       Конечно, все эти увлечения сказывались на учебе не в лучшую сторону. Помню, в начале 10-го класса классный руководитель Анна Николаевна даже пришла к нам домой, чтобы поговорить с родителями по поводу моих «успехов». Родителей дома не было, а я в этот момент как раз занимался опробыванием модели электрического вагончика. Может быть эта модель, бегающая по рельсам, проложенным на полу, повлияла на настрой Анны Николаевны, и вместо того, чтобы попенять мне на провалы в учебе, она стала расспрашивать меня об устройстве модели.