Вспоминая Троицкое лесничество. Часть 7
И швец, и жнец
Лесничий в своей работе «и жнец, и швец, и на дуде игрец». Любая профессия того времени, связанная с лесом была мало оплачиваемая, но по количеству проблем ни одна другая профессия, пожалуй, их столько не имела. Мне временами казалось, что лесничий, это тонкая перемычка песочных часов, через которую накопившиеся проблемы проходят с одной стороны, и не успеешь перевести дух, как эти часы переворачиваются, и проблемы накатывают на тебя уже с другой стороны. Потом с третьей, четвёртой, пятой …
Есть лес, но рубить его можно только там, где назначило лесоустройство. И вначале должны рубить худшее. За это время лучшее начинает гнить на корню, и это тоже становится проблемой.
Стремясь к тому, чтобы наша работа приносила пользу, отводил делянки так, чтобы они не превращались в «рубки дохода», но решали какую-то полезную задачу. Так, чтобы вытащить остатки сохранившихся лесных культур в верхний полог, мы превращали рубки проходные и прореживания в рубку переформирования, задолго до появления «Наставления», в котором появились понятие о таком виде рубок. И это в Троицком лесничестве дало возможность за ревизионный период до следующего лесоустройства вывести в верхний полог сто восемь гектаров ценных лесных культур из трёхсот, находившихся под пологом.
Так работали не только с запущенными культурами, но и со свежими посадками, исходя из принесения пользы, а не из назначенных средних восьми плотных с гектара для молодняков, рекомендованных лесоустройством. На осветлениях однажды отвёл около сорока плотных с гектара на дубовых культурах, чем вызвал гнев вышестоящих. Работу принимать приезжали даже областное начальство, но вид куч, уложенных на пробных площадях, и такого же качества рубка остальной площади не оставила почвы для придирок. В другой раз отвёл тоже на осветлении почти восемьдесят плотных кубометров с гектара по еловым культурам, но эту делянку заставили рубить в два приёма, перенеся второй приём на следующий год.
Такие объёмы вырубки в молодняках тут не рубили никогда, проводя рубку чаще всего для галочки в отчётах о выполнении плановых показателей. В результате лесные культуры со временем заглушались малоценными породами и затем списывались, а вырастала в лучшем случае берёза, а чаще всего порослевая осина или орешник.
На одном участке, удалённом от деревень, назначенным под прочистку не стал выделять ликвидную древесину, потому что её отсюда реализовать всё равно было невозможно, весь верхний ярус «окольцевав» снятием коры высотой в два диаметра, чтобы максимально дать свет заглушённым лесным культурам, числящихся еловыми, а после рубки ставшими дубово-еловыми, так как обнаружился прячущийся в листве дуб, который ранее был посажен тут, затем явно списан и повторно засажен ёлкой. Ряды, до этого совсем незаметные, впоследствии хорошо просматривались, располагаясь наискосок друг к другу. За эту рубку мне объявили подряд три выговора, а потом директор, Владимир Борисович, ставший им после ухода Михаила Петровича, любил этот участок показывать разным проверяющим. Об этом он мне сам рассказывал, я к тому времени тут уже не работал.
К нашей деревне наконец-таки довели асфальтовую дорогу, сделав теперь проезжими в любую погоду последние восемнадцать километров от бетонки, ведущей к воинской части. Пока эту дорогу восстанавливали, бетонка стала приходить в негодность!
Пользуясь случаем, мы завезли и засыпали глубокую яму, выбитую за несколько десятков лет подъезжающими сюда, к конторе, для оформления бумаг лесовозами, превратившуюся в огромную лужу, в которую вошло больше двадцати КАМАЗов. Сыпали щебёнку поздней осенью прямо в воду, вызвав разговоры, что весной тут всё развезёт и будет совсем всё плохо. Вот советчики, блин! Весной и не вспомнили свои доводы.
Контору покрасили зелёной автомобильной краской, в большом количестве, так сказать, обломившейся по случаю. За новой изгородью она долгие годы смотрелась как новенькая, а до этого каждые два года приходилось перекрашивать.
Для восстановления сгоревшего кордона ещё в прежнем лесхозе привезли и сложили в кучу сборный железобетонный дом «Кестинг», который добыл директор Владимир Викторович, предлагавший мне лучше завезти пензенский сборно-щитовой, но не отойдя ещё от шока, полученного после пожара, я хотел строить только дом, максимально пожаробезопасный. В конечном итоге, не имея кранов, не находя возможности доукомплектовать некоторые детали железобетонного комплекта, отдал его главе района, забрав взамен на сборно-щитовой комплект. Строил его в течение нескольких лет без финансирования.
В конторе лесничества было очень неудачное отопление. Старый фронтовик, бывший партийный и административный работник Алексей Трофимов, по прозвищу Секач, неоднократно «делал попытку» нас уморить, закрывая трубу с недогоревшими головёшками.
- Алексей Сергеевич! Ты нас вчера опять чуть не уморил! - возмущался я и Андреевич, когда, посидев в натопленной конторе, и почувствовав через пару часов, как в голове болезненно что-то перекатывается, обнаруживали головешки в дальнем углу печки.
Отопление было устроено паровое, потому в этом небольшом, шесть на шесть, отапливаемом помещении, утром было жарко, а к вечеру уже холодало. Часто остающийся в печке угар доканывал совершенно, несмотря на постоянные усилия Александра Андреевича, берущегося самостоятельно дотопить печь и закрыть заслонку. С этой печкой была морока вследствие неправильно сложенного топочного отделения.
Иногда забыв о возможных последствиях, занятые своей работой, не замечали, как Секач задвигал заслонку и уходил домой. Но знакомые боли в голове напоминали о необходимости убрать из печи головёшки и проветрить помещение.
- Александр Андреевич, кто тут печи кладёт? - не выдержал я повторявшихся проблем и задал вопрос всё знающему старейшине.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что печником были и Старшина, и Секач, но за кладку печи никто из них не брался. Обнаружилось также, что раньше печь стояла посреди конторы, так что от неё сохранился фундамент. Поэтому, несмотря на декабрь месяц, принял решение сложить новую печь, убрать дурацкое водяное, постоянно остывающее отопление и старую печь, заодно сделав перепланировку.
Когда, вскрыв пол, призвал дедов помочь рассчитать печь на пять оборотов, то они в один голос заявили, что на таком маленьком фундаменте пять оборотов не сделать никак. Пришлось рассчитывать всё самому.
К кладке печи привлёк рабочего, никогда печей не клавшего, подбадривая его тем, что после этого он точно может подрабатывать печником. В процессе работы поправлял ряды кирпичей с помощью дубового бруска и молотка, пока раствор сохранял пластичность.
Печь получилась хорошая, длина всех дымоходов от колосника до задвижки около шести метров. Присоединили к трубе, печь загудела при первой же топке как реактивный самолёт.
Позднее, в новом строящемся доме одну из печей взялись класть печники из отдалённой деревни. Сложив печь уже под потолок, стали выдвигать требования дополнительной оплаты, вынудив меня их рассчитать и выдворить со строящегося объекта. Доделывая начатую работу, пришлось исправить обнаружившиеся грубые упущения, явившиеся следствием нарушения кладки печи, на которые они пошли, выкатив ещё и завышенные требования по оплате. Например, не стали утруждать себя перевязкой внутренних рядов с наружными стенками печи, вместо трёх рядов перекрытия завершения печи насыпали песок, который при первой же топке дал дым непосредственно под сгораемым перекрытием.
Вторую в новом доме и последнюю в моей жизни большую печь, совмещённую с камином, клал сам целиком. Две печи давали ровное тепло в течение суток, так что утром трудно было определить, сильный ли мороз на улице или потеплело. Это вам не водяное отопление, которое на дровах не очень рационально в эксплуатации.
Строительными работами всегда занимался между делом, главным занятием было налаживание ритмичной работы в лесу и цехе. По случаю добыли листовой алюминий с разбираемого в одном из совхозов ангара. Использовав деревянную основу, сделали несколько разных будок на две наши автомашины, создав минимальный комфорт для перевозки в кузове людей. За руль УАЗика посадил Николая, перешедшего в лесничество из колхоза, оформив его ещё и лесником. Оба в лесной форме, мы производили неплохое впечатление, мотаясь по соседним городам в поисках запчастей и рынков сбыта.
К этому времени ни в лесу, ни в цехе мне лично уже не приходилось работать руками, людей набралось много, главными проблемами оставались снабжение и сбыт. В соседнем райцентре, городе тысяч на семьдесят населения, попробовал договориться продавать нашу продукцию. Привезли пробную партию досок. Цена их получилась почти в два раза дороже, чем в местном лесхозе, но тем не менее, потихоньку разошлась. Тут то лежало всё уже готовое, выбирай и оплачивай, а в том лесхозе нужно было предварительно заказывать, короче, находишься да накланяешься.
Наш доход был таким же, как и у местного лесхоза, вся остальная маржа осела у продавцов.
Когда я заехал через десять дней, узнать, как идёт продажа, то увидел с кубометр оставшихся явно наших досок из четырёх кубометров привезённых для продажи, тех, которые были похуже. А расчёт был оговорён только после продажи всей партии. Ну, раз заехали, надо узнать, когда примерно заехать за деньгами.
- А, всё продали, сейчас деньги отдадим, - бодро отрапортовала одна из продавщиц.
- Всё продали? А это? - указал я на остававшиеся не реализованными доски.
- Да точно всё продали! А это осталось сверх! - немного огорошили они меня.
Это на сколько же они обманывают тут людей, если взяли у нас по нашему коэффициенту, по которому я только-только натягивал нужный объём, а у них ещё и излишки образовались?
В другой раз шикарный для нашей местности шестиметровый хвойный брус пролежал всю весну, так и не найдя покупателя. Пришлось его загружать и везти назад. Бизнес, мать его!
А в лесхозе ежемесячно нужно было сдавать отчёт, получать разрешения, лесорубочные билеты, отчитываться за потраченные деньги. В эту пору в лесхозе меня сильно не «кизикали», так как к тому времени был одним из самых опытных работников.
Проверка честности
«Быть у колодца да не напиться!», - люди, далёкие от лесного хозяйства автоматически записывали всех наших работников в жулики. А у меня, как вы помните из ранее описанного, репутация была испорчена изначально!
Пока реализация продукции шла колхозам и совхозам внутри нашей области, больших проблем не было. Как только стали вывозить от нас доски в соседнюю область, тут же пошли разговоры и анонимки, что «растаскивают народное добро»!
По жизни теперь убедился, что кричат «держите вора» громче всех именно те, на кого потом будут заводить уголовные дела или просто бесславно выгонять с работы. А ведь «отстёгивать» иногда приходилось! Хорошо хоть бандиты не трогали. Те явно точно знали отсутствие значимого левого дохода. Уважаю, честное слово!
Старые лесники в былые времена «подогревались» на отпуске древесины из леса. При том делали это по-умному, с оглядкой, чтобы комар носа не подточил. Когда эти места были густо населены, местные за счастье считали даже разрешение срубить сучья со стоящих на корню берёз, отведённых для рубки будущего года. В описываемое время до такого каскадёрства уже не доходило. В отдалённых деревнях явно подворовывали, но на утаскивание валежника, а кое где и сухостоя мы закрывали глаза.
Хитромудрые деревенские, совершая самоволки, своих «благодетелей» не сдавали, перекладывая вину на кого-нибудь. Однажды новый лесник, любитель выпить, но по-умному, больше оказывая услуги по электрической части, приехал ко мне взволнованный.
- Палыч! В одной из деревень самоволки начались, а валят всё на меня. Ты на меня не думай! Не знаю, что делать! - волновался он. Ну, что же, собираю всех окрестных лесников и еду на место обнаружения самоволки.
- Мы не воровали, суетится крепенькая бабулька, - Нам лесник отпустил, - и называет фамилию.
На хлыстах, лежащих у дома, ни одного клейма, ордера на древесину тоже нет. Выстраиваю всех привезённых лесников.
- Который? – спрашиваю.
- Тут нет такого!
После нескольких попыток придумать мифического лесника, бабка сдаётся. Тем более, что её «благодетеля», притащившего дрова, уже вычислили. Ну, а если лесник сам загнал несколько берёзок, то его поймать было сложно. Да и не ловили специально, лишь бы не хамили. На один нищенский оклад всё равно не проживут.
Приехал однажды к нам на работу молодой специалист, вступив в должность помощника лесничего. Рассказал, что его родственник, работающий в ОБЭП заверил: «Туда можешь смело ехать, там зона чистая, без воровства». Ну, даже далеко от наших мест, слухи о нас хорошие ходят, приятно.
Я в то время уже учился заочно, потому, уезжая через полгода на сессию, организовал заготовку тридцати кубометров деловой хвои и договорился с клиентом. Помощнику осталось только организовать погрузку и оформление.
Возвращаюсь с учебной сессии. В отчёте реализации вместо тридцати кубометров только пятнадцать. В качестве ответа на вопрос: «Почему не взяли все тридцать кубометров и где остальное?», - невразумительный лепет. А по деревне рассказы, как молодой помощник, заявившись в клуб, раскидывал большие купюры, находясь в эйфорическом состоянии. Разбогател, засранец!
Несмотря на предложение директора оставить его в мастерах, настоял на возмещении ущерба и увольнении. Невооружённым глазом было видно, что его, как говорится, развели по схеме «половину в кассу, половину пополам». Слухи об этом быстро распространятся, и тогда уже никто не будет говорить, что тут «чистая от воровства зона». Вот ведь проблему создал молодой специалист!
«Отстёгивать» короткий период времени приходилось вверх, одно время существенно, по указанию «родного» директора. А потом он меня обязал идти и каяться в ОБЭП, откуда и как я всё это брал. Несмотря на то, что уже было заведено дело на верхушку цепочки, а таких как я была целая область, самого себя «сливать» охоты не было. Постояв у казённой двери, уехал назад. Давал? Ага, давал! Идите, найдите, где взял!
Уже значительно позднее, когда я тут не работал, но уголовное дело на меня всё же завели, двухмесячные старания меня посадить, обход ребят в погонах почти всех деревень, просвечивание всех отчётных документов ничего не дали.
Отстёгивал? А как же! Только больше по мелочи. Так, поляну проверяющим накрыть, иначе все нервы измотают, бартер «крутануть», а его давно уже запретили. Только работать надо, вот и крутились как могли. Но весь мухлёж я всегда брал на себя, не подставляя ни одного человека. Потому, вероятно, и не сел.
Деньги можно сделать просто из воздуха. Не воруя, только финансовую отчётность нарушая. За это правда, тоже срок полагается. Как за воровство. Только без этих нарушений месяца не проработать.
Берёшь деньги в качестве предоплаты, оформил их через кассу, закупил всё необходимое, но пока суть да дело, клиент может отказаться от заказа, мотивируя, что мы затянули сроки. Был у меня такой случай.
Требует клиент деньги назад, но давал он две сотни долларов, а те доллары были на порядок весомее, и требует назад тоже доллары. А я их уже обменял на рубли, провёл по кассе, потратил. И срок нарушили даже и не по своей вине, а по его «чудачествам». Только поди, докажи. Этот деятель ещё и счётчик грозится включить!
Своих денег у меня сроду не было, любой маленький запас тут же уходил на производство, а чаще тратил, потом придумывал как возмещать. Сколько раз я брал в долг у населения, для того чтобы купить бензин и продолжать работать, я и не запоминал.
Иду к соседу, который меня не раз выручал. Беру у него доллары, обязуюсь вернуть тоже валютой.
Клиенту в морду их сунул, заставил расписку написать, чтобы потом эта пьянь с претензиями кого-нибудь не подослала. А доллары потом пришлось покупать, когда сбыт продукции наладился. И оно всё это было мне надо?
Предложили как то коробку передач на машину без документов. Новую. В магазинах этих коробок не было, а по заказу обошлась бы раза в два дороже. Наша коробка уже разваливалась. Надо брать.
Взял запчасть, деньги из кассы отдал, нужны документы. Сделал документы всем известным способом, за десять процентов. А через год нас проверяют. КРУ.
Весь отчёт перешерстили и остановили свой взгляд именно на этой бухгалтерской позиции.
- Где коробка передач?
- На машину установили, вот наряд и акт на списание.
- Где старая коробка?
- Вот, в складе лежит, - я её специально не выкидывал до времени.
- Где купили?
- Так вот же, все записи, сами чеки в лесхозе, - упорно доказываю я, понимая, что проверяющая хочет за что-нибудь зацепиться, а иначе ей грош цена. Что же это за проверка, если ничего не нашли.
Хорошо, я проеду в тот магазин, проверю! - пугает она.
Только, это, знаете, вряд ли. Я специально ездил для такого случае подальше. А ей далеко ехать не с руки, только время терять. Документы из какого положено магазина, товарный и кассовый чек настоящие. Их ИПешники сколько хочешь нарисуют, на вменённом налоге сидят, дальше за выданные чеки не отчитываются!
Когда значительно позднее, уже уволившись, давал объяснения по заведённому на меня уголовному делу, предложил сразу вложить в него взятую с меня перед этим объяснительную начальником ОБЭП, которую писали с ним аж восемь часов. Но следователь не согласился.
- Ты до этого подписку о даче ложных показаний писал?
- Нет!
- А теперь отвечаешь уже перед уголовным кодексом!
вот поди же ты, подумай! Целых восемь часов нервы на кулак наматывали, а оказывается, только теперь всё серьёзно!
Объяснительная всё же в дело пошла, только каждую фразу пришлось вновь подтвердить. Без передачи нюансов написания этой объяснительной. Один из них был такой.
- Так, две бани по десять тысяч продал?
- Да, подтверждаю.
- Куда деньги дел?
Начинаю объяснение с того, что клиентов нашёл, приехав на выходные во время сессии. Мужики сидели без работы, без зарплаты. Их арендаторы «кинули».
Древесина выписана, вот документы, которые, впрочем, у него уже на столе лежали. Вот расклад на затраты по заготовке и вывозке. Деньги на это получил из моих рук бригадир, вот его объяснительная.
- Всё сходится», -соглашается допрашивающий. Где ещё по пять тысяч с каждого заказа?
- По пять тысяч клиент отдал работягам лично в руки за изготовление, - отвечаю ему.
- Да, вот они это и в своей бумаге пишут. Хм, это же они на себя сами пишут!
Начинает мой допрошатель общую сумму сводить. И хмурится.
- А себе что ты взял?
- Дак, остаток, иронизирую откровенно я, видя, что он уже убедился в том, что изо всей суммы ни одного рубля мне не перепало.
- Нет, так не пойдёт, нам с тобой никто не поверит, - мрачнеет он.
Учитывая, что из всей этой галиматьи, набранной на трёх листах убористым машинописным текстом с одинарным интервалом, за пятнадцатью подписями, ничего под уголовную статью не попадает, помня максимум, с которого начинается административная ответственность, соглашаюсь написать, что взял себе с каждого заказа по пятьсот рублей. На том и разошлись.
А с какими стараниями этот на трёх листах обвинительный документ был подготовлен! Какое впечатление, помню, он произвёл на заместителя областного начальника, приехавшего меня снимать! Слова его помню: «Тут всё убедительно написано, если эта бумага попадёт в органы, тебе сидеть!» Бумага попала куда следует.
Что же, я добровольно ушёл, переведясь на работу в районную администрацию. А в кабинете у следователя про себя вспоминал, что доход от этих построек дал ещё по десять тысяч, но он в виде распиленного, но не оприходованного пиломатериала так и остался в цехе. Там много чего осталось, за что я ещё два года долги людям отдавал. А то, что осталось, ненадолго некоторых обогатило!
Интересно вам, как эти постройки, за которые я не получил ни копейки, влез в эти заказы только для того, чтобы сидящие без зарплаты работники смогли заработать на кусок хлеба, дали ещё одну такую же сумму дохода?
Да всё очень просто. Выписана на эти заказы была деловая древесина, а потрачены фактически на девяносто процентов дрова. Деловая лежала, распиленная в цехе, а на остатках числились дрова. Восемнадцать кубометров дров, из как бы которых было произведено почти тринадцать кубометров хвойного пиломатериала. И никакого мошенничества. Деловая то уже оплачена и отпущена.
А до этого случая на меня всё анонимки поступали, то, якобы, от местных жителей, то, якобы, от старых работников. Запомнилось, как приехали с областным проверяющим, расследующим «факты», к старому фронтовику Николаю Самсоновичу.
- Что-о? На нашего лесничего написали? Да пусть не брешут! - сказал он, рассматривая якобы свою подпись под одним из подмётных писем.
Впоследствии я ещё раз свиделся с Николаем Самсоновичем, когда директор лесхоза, Владимир Борисович попросил съездить с ним, поздравить ветерана Великой Отечественной войны с Днём Победы. Встретились в его новой квартире.
- как Вы…? Как же так-то? - начала было Николай Самсонович.
- Да всё у меня хорошо, - прервал я его, возвращая на волну праздничного настроения.
Вручили подарки, порадовались за его новую квартиру. Зачем мне было грузить своими бедами старого ветерана? Всем нам Бог судья, каждому за свои грехи в своё время воздастся.
Свободное копирование
