Жулик или как?
- Слушай, мы все тут считаем тебя очень большим жуликом, - такими словами остановила меня однажды в коридоре одна из работниц лесхоза.
- Хм, а в чём проблема? - ошарашено спросил в ответ я.
- Да никак не поймём, куда ты деньги деваешь! Всё время в одной и той же одежде ходишь!
Всё, что называется, приехали. Как будто никто не знал, в каком виде и с какими грехами я принял лесничество. Как только что-то в лесничестве стало налаживаться, тут же и в большие жулики записали. Вот если всю работу завалишь, ныть будешь на каждом углу, как тяжело работать, отговорки будешь всяческие находить, то ты человек, безусловно, хороший. Так, с небольшими недостатками. А если чужое дерьмо разгрёб, то запачкался, воняет от тебя.
Кого-то и устраивало работать по принципу: «Я же не работаю, и я же нехорош?!», - как говаривал наш мудрейший Александр Андреевич. Судя по результатам вокруг, многих это устраивало, но не меня.
Цех, начав выпускать непривычную для меня продукцию, заставил вникнуть в то, чему не учили, да и не научат нигде. Казалось, чего уж проще. Заготовили хлысты, лесовозы из лесхоза приехали, загрузили, часть вывезли нам, последним рейсом ушли гружённые домой. Мы замерили каждую машину, приняли, раскряжевали, поставили на учёт деловую древесину отдельно по видам, дрова отдельно по породам. Затем учли то, что распилили, доски отгрузили, провели всё по отчётам, раз месяц свели концы с концами по всем формам учёта. Только гладко получается на бумаге, а в жизни…
Первые три года работал я техником лесоводом в Гослесохотхозяйстве «Селигер». Те из лесников-егерей, кто не занят был организацией охоты, круглогодично выполняли лесохозяйственные работы. Основная работа заключалась в том, что вручную заготавливали двухметровые вырезы, стаскивали их в штабеля, затем грузили, опять же вручную, на автомашины. Работали мужчины и несколько женщин. Их в районной больнице сразу узнавали по задеревеневшим мышцам в боках, которые такими становились от переноски неподъёмных тяжестей. Каждый вырез, независимо от диаметра, проваливаясь в мягкий мох или рыхлый снег, к штабелю, слегка навалив на себя, «в обнимку», всегда нёс один человек.
Моя задача была всё заготовленное замерять и поставить на приход. Затем учесть всё вывезенное и в итоге свести дебит с кредитом. Заготовили сто кубометров, отгрузили и вывезли сто кубометров, остаток ноль, можно спать спокойно. Счааззз!
На одной из делянок, так совпало, заготовили почти ровно сто складочных кубометров дров и сто кубометров тарного кряжа для нашего, работавшего фактически отдельно, на себя, довольно развитого цеха.
Всё было уложено в штабеля высотой один метр плюс припуск на усадку в пять сантиметров. На машину, на площадку без бортов, грузили примерно по десять кубометров, складочных. Что составляло 7 плотных кубометров. Коэффициент давно уже применяется единый для всей продукции длинной до двух метров включительно независимо от диаметра. При больших объёмах этот коэффициент работает нормально, на круг концы с концами обычно сходятся. А тут я обалдел!
Вывезли девять машин дров и штабель закончился! Неужто чего не так намерил? Так второй год уже работаю, никогда такой проблемы не было. Все хитрости лесников, которые иногда пытаются смухлевать при приёмке работ, давно мне известны. Чешу репу, но молчу.
Отгружаю тарный кряж. Вывозят … одиннадцать машин! Откуда взялась лишняя машина?
Вспомнил, что в конторе заинтересовал меня старый справочник в котором ещё указывались коэффициенты плотности в зависимости от диаметра. Заглянул в него и всё понял. В дрова попадал тонкомер да макушки, для них коэффициент приближался к 0,6, а в тарный кряж попали толстые вырезы, для которых коэффициент должен применяться 0,8. На машине укладка в высоту не один метр, как в штабелях, а более полутора метров, что для более рыхлых дров вызвало сильную усадку, а тарный кряж, напротив, усадку дал меньше. Вот так, из ниоткуда вместо законно поставленной на учёт машины дров появилась машина деловой древесины, у которой стоимость раза в три выше. И никакого мошенничества!
В том цеху на моей памяти несколько раз меняли начальника цеха. Одного ставили, потом заменяли на новичка, потом опять возвращали того же прохиндея. Почему прохиндея? У него никогда не образовывалось недостачи при том, что по слухам уже третьей жене он купил, как и каждой предыдущей, кооперативную квартиру. Остальные покупки в сравнении с этими даже можно не упоминать.
Снимали его с должности обычно, когда он уходил в запой, ставили нового человека. Потом приходилось опять допускать к рулю того же, так как новички заваливали планы, срывали выполнение заказов и образовывали недостачу продукции.
Не помню его имени, но машины с тарным кряжем он принимал, бегло глянув на уложенные выреза, с подписанными на торцах диаметрами. Те, кто его заменял, обычно всю душу выматывали, перемеривая каждый кряж, споря за каждый сантиметр. И вот как раз у них и не сходились концы с концами. Теперь уже мне в восстановленном цехе предстояло докопаться до тех тонкостей, которые стоило учитывать при работе с пиломатериалами.
Лес в наших, тульских краях короткий да кривой, потому тут никогда шести с половиной метров сортимент, как на Урале для вагонов, не готовили. Там из дерева четыре полноценных таких выреза легко получалось, да еще и из макушки добротный подтоварник оставался. В этих краях резали четырёх метровые выреза, которых выходило из одного ствола обычно два-три, редко более. Посмотрев на выход деловой, ввёл требование, чтобы выгадывали ещё и трёхметровки. Короче уже нельзя было распиливать по условиям техники безопасности на имеющейся у нас пилораме.
Берёшь десять кубометров пиловочника, должен получить и отпустить потребителю семь плотных кубометров необрезного пиломатериала. Для перевода его в плотные кубометры также применяли коэффициент 0,7, хотя в справочниках указывались цифры немного и, иногда, в некоторых случаях, намного меньше. Вот только даже при таком щедром коэффициенте концы с концами не сходились.
Чтобы получить выход продукции по справочникам, требовался правильный, то есть минимальный развод рамных пил, подбор постава в зависимости от среднего диаметра пиловочника и так далее. У нас же в опилки и горбыли уходило намного больше любого норматива, да если ещё и отпускать по маленьким коэффициентам, то лавочку нужно было закрывать сразу. Речь о том, чтобы указать фактический, а не нормативный выход, вообще не могла идти. Хозрасчётная деятельность, мать её!
Отпуск частным лицам был как особый цирковой номер. Особенно, если попадался грамотный, начитавшийся справочников, но не имевший дела с замером досок, обычно из большого города, проживающий в одной из окрестных деревень, дачник.
- Почему 0,7? – пытался вначале качать права такой потребитель, - Я читал, что вот к этим кривым доскам нужно сбрасывать на кривизну, на влажность на …
- Не хочешь, не бери, но 0,7 у нас по всей области, так что идите, в этом случае, мелким шагом отсюда, дорогой товарищ!
Только идти то некуда, тут уже готовое лежит, вот оно, а там надо было с бутылками набегаться, самому в лесу заготовить, самому вывезти, самому стоять над душой, чтобы распилили. Потому и приезжали даже из соседних районов к нам, что «мне сказали, что ты, если возьмёшься, то обязательно сделаешь», и оставляли авансы под честное слово для того, чтобы мы могли начать подборку требуемых вырезов и распиловку. Готовую продукцию человек приезжал и забирал в удобное для него время.
Сложнее было вообще натянуть кубатуру даже с этим коэффициентом. В особо скандальных ситуациях ребята посылали за Андреевичем, седой, солидный вид которого всем внушал доверие.
Александр Андреевич обычно накручивал с невозмутимым видом сверх положенного, вводя в ступор уже считавшего своим этот, любовно отобранный штабелёк досок, потребителя. Потом уходили в контору для оформления бумаг, где сникший клиент, заискивающе поглядывая то на Андреевича, то на других, присутствующих при этом работников.
- Ребят, ну дороговато же, может быть, сбавите чуток? Я лучше вам, деньгами …
Деньгами никто никогда не брал.
- Через Бараниху? - оценивающе глядел в сторону лесничего Андреевич.
И повеселевшего клиента отправляли в сельский магазин, в котором тот затаривался, возвращался, и через полчаса-час отбывал довольный собой и хорошим общением. Конечная стоимость в документах никогда не опускалась ниже той, что должна была быть изначально. Но это знал только Андреевич, и потом я, вникнув в его механику. Мне доводилось присутствовать в конторе редко, мотаясь то за ГСМ, то за запчастями, так что благоденствию оказавшихся в такие моменты «общавшихся» никто не мешал.
Лесовозы привозили хлысты в наш цех, вписывая в накладную пятнадцать кубометров, чего практически никогда по факту не бывало. Обнаружив, что привозят по десять-двенадцать кубометров, я и тут выставил свои условия.
Дело в том, что каждая машина делала один рейс к нам, затем загружались на делянке, до которой тоже требовалось время доехать, и уходила с грузом в лесхозовский цех. Вывозка бывала не каждый день, потому в цеху сказывалось отсутствие нужного для ритмичной работы запаса древесины.
- Всё, подписываю только то, что привезли фактически, - однажды объявил я прибывшим на вывозку водителям лесовозов. Замеры по факту их не устроили. Как ни спорили, что «тут больше, а ты пишешь меньше», но контрольное измерение сгруженных и растащенных хлыстов неизменно подтверждало мою правоту.
только конечная цель затеянного скандала у меня была иная. Я хотел больше древесины оставлять в цеху. И ещё учитывал, что в лесу у нас недостача в четыре тысячи кубометров, которую нужно было как-то постепенно гасить. Вот через несколько дней ругани и предложил.
- Два рейса к нам в цех, а только потом в лесхоз, тогда подписываю каждую машину, более-менее, то есть около двенадцати кубометров нагруженную как пятнадцать! – объявил я свои условия.
Водители повеселели, стали умудряться завозить и по три машины к нам, только на условии, что я им подпишу путёвки как будто они тут работали два дня, с ночёвкой.
- Да легко! – согласился с ними я, и работа пошла веселее.
С каждой делянки вывозили древесины больше, чем там могло быть изначально, потому излишки стал списывать с других делянок, с той недостачи, которая была образована до меня. Теперь уже в цеху стала расти недостача, но как закрыть её, я заранее продумал и к концу месяца отчётные и фактические показатели практически всегда совпадали.
Кстати, не зная всех тонкостей, никаким боком не отвечавший за хозрасчётную деятельность один из моих подчинённых, выполняя работу помощника, то есть формально являясь моим заместителем на период моего отсутствия, поднял скандал, что «твои там махинации и меня коснутся, если что, разбираться не станут!», вынудил меня однажды бросить всё и взять два накопившихся к этому моменту отпуска.
Когда через три месяца я вышел и приступил к работе, то к этому моменту цех стоял не работающий, а большинство рабочих поувольнялись, даже лесхозовская бригада перестала сюда приезжать.
Передавал помощнику цех, уходя в отпуск, с замером всех остатков, в том числе отдал и четыре машины излишков дров, которыми обычно расплачивался с колхозным электриком и другими за оказанные услуги.
Выходя из отпуска, я отказался чохом подписать остатки, лежавшие в хлыстах, зная, что он подписывал, не замеряя, каждую ходку по пятнадцать кубометров, не слушая слова помощника:
- Я же как ты принимал, вон, каждый лесовоз отдельно можно посчитать, - с вынужденного согласия не чувствующего подвоха сдающего, организовал раскряжёвку имеющихся хлыстов и принял всё уже в сортиментах и поленницах.
Недостача оказалась огромная, несколько сотен кубометров вывезенных в цех хлыстов. И вот тут я дал слабину, взял недостачу на себя, посчитав этот урок достаточным. Не знал я тогда пословицы: «Бойся каждого, кому сделал добро». Впрочем, тут не об этом речь.
Как при таких прорехах можно выкрутиться? Читайте дальше и что называется, следите за руками!
Свободное копирование
