Страна восходящего солнца после рассказов "бывалых" представлялась мне большим универмагом с копеечными ценами, и я был очень удивлён, когда мои представления оказались неверными. Денег по приходу в Кобе нам выдали за месяц, и при зарплате в восемнадцать инвалютных рублей, я получил около семи тысяч японских йен. Часа два я их не тратил, и только удивлялся неожиданной для меня дороговизне.
Но после того, как я решился купить для жены красивое синее гипюровое платье за две тысячи, что-то преломилось в моём сознании и цены я стал воспринимать уже по другому. Довольно быстро я приобрёл для сына три пары шортиков, пару рубашек и мягкие ботиночки, издающие писк при каждом шаге. На этом я остановился. Впереди были ещё другие два порта, нужно было поберечь остатки денег.
Запомнился в городе мне только очень красивый искусственный сад с кафе на крыше торгового центра. Зрелище было необычное. Оазис среди шумного современного города. Помню, что мне это ощущение понравилось.
Металлическую чушку, которую мы привезли в Японию, выгружали очень быстро, и времени на прогулки было не много. Выйти в город со своими старшими товарищами не получилось нигде. Каменчук был занят на выгрузке, а Валера - на ремонте главного двигателя. Моточистки под руководством второго механика, выполняла рембригада. Молодёжь использовали на менее ответственных и более грязных работах.
Впервые в жизни мне довелось побывать в подпоршневом пространстве главного двигателя. И не просто побывать, а буквально вылизать его начисто. Каждому мотористу достался один цилиндр. Разворачиваться под втулкой цилиндра вокруг поршневого штока было нелегко даже нам, тогда худеньким и физически здоровым - не хватало практики. Но коренастый сорокалетний второй механик после окончания работ пролез по всем цилиндрам с фонариком и заставил нас повторить мойку.
Второй раз, по чистому, у нас получилось отлично. Но проверять Пащенко уже не стал. На этой работе мы израсходовали всю оставшуюся ветошь и думали уже, что ежедневные протирания главного двигателя отменят. Не тут-то было. Иван Егорович нашёл где-то метров пять плотной и мягкой светлой ткани, порезал её на части, примерно в половину квадратного метра каждый, и раздал по куску материи каждому.
- Это вам - до возвращения домой, - сказал он. - Берегите, другой ветоши не дам. Стирайте в солярке, выжимайте насухо и используйте снова.
Выхода у нас не было. Каждый из нас нашёл для себя под плитами какой-нибудь редко используемый клапан, и в конце вахты развешивал свою ветошь на маховике клапана для просушки.
Только сейчас, заглянув в интернет, я узнал, что все три порта выгрузки, - Кобе, Иокагама и Вакаяма располагались на одном и том же острове Хонсю, самом большом острове Японии. Кобе, сам по себе крупный город, находился недалеко от Осаки, третьего по величине города страны. Иокогама, город-побратим нашей Одессы, ещё крупнее - там три миллиона жителей - вблизи столицы - Токио. Третий порт, Вакаяма - небольшой, но и там живёт полмиллиона.
После выгрузки "Брацлав" взял курс на Индонезию. Предстояла погрузка каучука на Чёрное море в Джакарте, Сурабайе и Беловане. В то время СССР и Индонезия дружили, и президента Сукарно радио поминало не реже, чем ранее Мао Дзе Дуна. Даже и песню сочинили - "Парень из Джакарты", Владимир Трошин её пел. В Джакарте первый помощник Лобач организовал экскурсию по городу, с посещением зоопарка, очень большого, одного из старейших в мире, в котором было более трёх тысяч разных видов животных и птиц.
Расположенная на северо-западном побережье острова Ява, Джакарта триста лет носила имя Батавии. И про Батавию мне тоже вспоминается песня, которую я много раз слышал в детстве в исполнении моего старшего брата. Её слова мне хочется привести полностью, так как они с детства будоражили мою душу.
Есть в Батавии маленький дом,
Он стоит на утесе крутом.
В этом доме в двенадцать часов
Старый негр отпирает засов.
Там за тенью является тень,
И скрипит под ногами ступень.
Звон бокалов и говор гостей,
стон гитар, стук игральных костей.
Но за час до скандалов и драк
Там зловещий сгущается мрак –
И срывается брань с языка,
И срезается жизнь с волоска.
«Дорога в жизни одна,
Всех к смерти ведёт она.
Днём раньше, днём позже умрёшь,
А прошлого уж не вернёшь.
Один раз в жизни живёшь,
Что можешь от жизни берёшь,
Но девушек пылких
И рома бутылку
С собой на тот свет не возьмёшь!»
Из-за пары распущенных кос,
Что пленили своей красотой,
С оборванцем подрался матрос,
Подбиваемый шумной толпой.
Оборванец был ловок и смел.
Он и пил, и грешил - не хмелел.
А матрос и в любви был горяч,
И в бою не знавал неудач.
Время за полночь было тогда –
где-то вспыхнула злая звезда,
и сверкала очами она –
та, чьи косы роскошнее льна.
«Дорога в жизни одна,
Всех к смерти ведёт она.
Днём раньше, днём позже умрёшь,
А прошлого уж не вернёшь.
Один раз в жизни живёшь,
Что можешь от жизни берёшь,
Но девушек пылких
И рома бутылку
С собой на тот свет не возьмёшь!»
И сцепились два тела, дрожа,
И сверкнули два острых ножа,
И с кровавою пеной у губ
Рухнул наземь немеющий труп.
Вытер вор окровавленный нож:
- Знай, мол, наших и наше не трожь!
Он склонился, вгляделся – и вдруг
выпал нож из трясущихся рук!
Больно ночь приключилась светла,
Больно быстро звезда истекла...
И бродяга слезы не унял:
Он братишку родного узнал.
«Дорога в жизни одна,
Всех к смерти ведёт она.
Днём раньше, днём позже умрёшь,
А прошлого уж не вернёшь.
Один раз в жизни живёшь,
Что можешь от жизни берёшь,
Но девушек пылких
И рома бутылку
С собой на тот свет не возьмёшь!»
А красотка стояла в дверях,
Щекотала косою косяк,
И глядела на стынущий прах,
Над которым склонился босяк.
Оглянулся несчастный - и вдруг
Злое жало метнулось из рук
И ужалило белую грудь...
- Доигралась, лохматая блудь?!
И судила-рядила толпа,
Как жестоко обчёлся матрос
И пропал оборванец сглупа
из-за пары распущенных кос...
«Дорога в жизни одна,
Всех к смерти ведёт она.
Днём раньше, днём позже умрёшь,
А прошлого уж не вернёшь.
Один раз в жизни живёшь,
Что можешь от жизни берёшь,
Но девушек пылких
И рома бутылку
С собой на тот свет не возьмёшь!»
Есть в Батавии маленький дом,
Он стоит на утесе крутом.
Там за час до скандалов и драк
Кровь играет и льётся коньяк.
«Дорога в жизни одна,
Всех к смерти ведёт она.
Днём раньше, днём позже умрёшь,
А прошлого уж не вернёшь.
Один раз в жизни живёшь,
Что можешь от жизни берёшь,
Но девушек пылких
И рома бутылку
С собой на тот свет не возьмёшь!»
Жизнь моряка непредсказуема. И в Индонезию я тоже больше не попадал. А вот в Сингапур, наш следующий порт, заходил много раз. И не удивительно, уж очень удобно он расположен. Все проходящие мимо суда пополняют там запасы продовольствия, топлива, технического снабжения.
Тогда, в 1967 году, Сингапур только-только получил независимость от Малайзии. За последние пятьдесят лет он изменился необыкновенно, стал одним из самых процветающих государств Азии.
Но тогда всё было по-другому. Едва только мы встали на якорь на рейде Сингапура, на борт вскарабкался десяток торговцев с огромными тюками "колониальных товаров". Нейлоновые пальто, джинсы, рулоны гипюра, портативные магнитофоны, зонтики, наборы дешёвой косметики, женских трусиков, жвачка, тигровая мазь, магнитные браслеты от гипертонии - такой, примерно, ассортимент товаров продавцы раскладывали прямо на палубе кормовой надстройки.
- " Малай-базар" - объяснили мне бывалые моряки. - Только чего они приехали? Нам же увольнение обещали!
Увольнение - увольнением, но в город весь экипаж уехать не мог, часть - вахту стоит, часть - топливо принимает, часть - свежую провизию. А стоянка - всего один световой день. Я-то как раз в город поехал, но снова не попал ни в группу Валеры, ни в группу доктора. А ходить по городу ввосьмером - уже чересчур, и вчетвером-то неудобно. Но далеко мы и не ходили, время поджимало. Доехали на катере до пирса, вышли на широкую припортовую улицу, перешли дорогу, и вот он перед нами - тот самый "Малай-базар", ряд магазинчиков и лотков вдоль кривой улицы, уходящей вдаль от порта.
Для того, чтобы купить там что-то, нужно было заранее знать примерную цену, продавцы её завышали безбожно. На самые ходовые товары цены мы знали, и торговцы старались обдурить нас по-другому, всучив некондиционный товар. Я,к примеру, купил себе пальто, застёгивающееся на "женскую" сторону. Его на меня напялили, застегнули, одобрительно поцокали языками. Пришлось брать. (Намучился я с ним потом на одесском толчке). Общий уровень цен был, конечно, намного ниже, чем в Японии, но качество значительно хуже.
Уже после Сингапура, когда мы на полных парах направлялись домой, после ужина я заглянул в каюту Борисова позвать его на вахту. Там было необычно многолюдно - собралась вся наша молодёжь. Хозяева каюты, поварёнок, два молодых матроса, Юрка-практикант, сидели кружком прямо на палубе. Возле каждого была кучка "колониальных товаров".
- В карты, что ли, играете на интерес? - полюбопытствовал я.
- Меняемся покупками, - объяснили мне. Мне стало интересно, и я задержался.
Юре, единственному нашему практиканту, не было ещё и двадцати. На "Брацлаве" он оформлял стенгазету. Несмотря на самую низкую зарплату, отоварился он в Японии лучше всех. Денег у него было мало, а свободного времени - много, он никуда не спешил и многое примечал своим цепким глазом художника. Он накупил необычного товара, в основном, японскую пиротехнику, и увидев её уже на судне, молодёжь обалдела. Стали просить его продать часть, или поменять на что-то. Кончились обмены тем, что Юра стал обладателем новенького диктофона, не устроившего первого владельца низкой скоростью. Через пару недель он нас порадовал записанной на ленте инсценировкой будущей встречи Димки Борисова с невестой.
На обратном пути на Чёрное море остановки главного двигателя стали происходить ещё чаще. Это было связано с тем, что отечественный, так называемый "флотский" мазут закончился, а полученный в Сингапуре оказался низкого качества, гораздо более вязкий.
Из-за этого и с топливными сепараторами мы возились много, барабаны забивались шламом, приходилось их часто разбирать. Конструкция отечественных сепараторов марки СЦ-3 была несовершенна, многие барабаны имели микротрещины, и через несколько лет после описываемых событий, в одесском порту произошёл групповой несчастный случай со смертельным исходом. Погибли два третьих механика: сдающий дела третий механик теплохода "Партизанская слава", и принимающий.
Оба они были однокурсниками Валеры Ловенчука. Заметив повышенную вибрацию при пуске, ребята зашли на "Комсомольскую славу", которая только вернулась из рейса. Попросили Валеру помочь, - посмотреть и послушать сепаратор. Валера ждал бункеровки, и пойти с ними не смог. Это его и спасло. При очередном запуске, при выходе на рабочие три тысячи оборотов в минуту, сепаратор разлетелся на мелкие части. После этой аварии все однотипные сепараторы заменили на другие, марки "Альфа-Лаваль".
И вот только с ним, с Валерой, мы сейчас изредка перезваниваемся. Владимир Каменчук стал капитаном очень давно, об этом я читал в журнале "Морской флот". Иван Егорович Пащенко плавал на греках в девяностых. С доктором, Олегом Георгиевичем Чолаковым, пока он работал на бульваре заведующим кожно-венерологического отделения поликлиники водников, я раньше встречался часто. Но сейчас не знаю, живы ли они все. Валера же успел поработать и на иностранных судах, но уже лет десять, как бросил якорь на даче Ковалевского. У него я и уточнил сегодня некоторые детали нашего рейса.
Свободное копирование
