Из Парагвари эскадрону Эскольты было приказано идти на юг и занять город Карапегва, чтобы не дать возможности инсургентам отступить в глубь Кордильер, где им могли помочь тамошние гаучо — “монтанеры”. С легким сердцем мы покинули Парагвари. Оставляя город, мы не могли похвастаться победами над местными валькириями, но зато долго вспоминали уютные “бирхалле” с холодным пивом под звуки старенького немецкого органа.
Карапегва — богатый город горных помещиков, и здешние устроили в честь офицеров правительственной кавалерии несколько праздников. На городской площади убивали жирных быков, и тут же на свежем воздухе приготовлялась аппетитно пахнувшая “чураскада” (своего рода шашлык, запиваемый золотистым ромом — канья вьеха). После обильной закуски и выпивки граждане усаживались с офицерами в кружок, и на сцене появлялся неразлучный парагвайский чай-мате. Серебряная чаша наполнялась ароматной травой, наливалась горячая вода, и чаша передавалась по очереди каждому из присутствовавших, который пил мате через серебряную трубочку — бомбилье. Вечером пускались ракеты, гремела музыка, и смуглые дочери Кордильер кружились в вихрях танцев с веселыми кавалерийскими лейтенантами.
Капитан Сунига хотел задержаться в Карапегве, но, к несчастью, из Парагвари прискакал курьер от майора Торреса с приказанием спуститься опять к железной дороге и занять местечко Эскобар. Нехотя расставшись с гостеприимной Карапегвой, эскадрон оставил Кордильеры, вышел на железнодорожное полотно и после короткого боя занял маленький городок Эскобар. Там мы соединились с эскадроном “привидений” майора Вальдеса и узнали от него, что на следующей железнодорожной станции Кабалеро находится штаб передовой группы инсургентов.
Услышав это, лейтенанты Шеню и Ортис уговорили меня поехать за нашу линию и потревожить революционеров. Я согласился. Мы выехали за линию наших дозоров и остановились около усадьбы, лежавшей в нейтральной полосе. Оттуда была видна как на ладони станция. У платформы стоял под парами, готовый в любую минуту отойти, штабной поезд, а в местечке, высоко подбрасывая пламя, горели солдатские обеденные костры. Нас соблазнил вид мирно отдыхавшего неприятеля, и мы принялись обстреливать инсургентов из окон фермы. В ответ нам застрочил пулемет из полевой заставы, и два солдата бросились опрометью бежать на станцию с донесением. Сразу в неприятельском лагере все закопошилось, кавалеристы принялись ловить коней, пехота рассыпалась в цепь, и к полевой заставе подошло подкрепление.
Обрадованные проделкою, мы хотели вернуться в лагерь, но в этот момент, поднимая по дороге столбы пыли, показался эскадрон Вальдеса. Его гаучо пошли в атаку, думая, что противник атаковал наши дозоры. Вслед за ними показался с эскадроном капитан Сунига, и мы атаковали неприятеля во фланг. Таким образом, наша шутка превратилась в настоящее сражение. Во время конной атаки подо мною ранили коня, и, спешив взвод, я в пешем строю повел драгун на станцию, и мы вошли в Кабалеро. Потерпев новое поражение, революционеры отступили на станцию Сабукай. В этом сражении не повезло альфересу Ортису, его легко ранили в руку, и капитан Сунига устроил по этому поводу импровизированное празднество с обильным возлиянием в честь многотерпеливого Бахуса.
К полудню на станцию Кабалеро прибыл из Асунсиона бронированный поезд с длинноствольными орудиями — “Виккерс”, или, как их здесь называли, “Викер-гвассу” (большие Виккерсы). Матросы обслуживали на площадках орудия, и мне сразу припомнилась Добровольческая армия, до того все это напоминало наши самодельные бронепоезда.
С ними приехал аргентинский кинооператор, который немедленно принялся крутить с натуры парагвайскую революцию. Эскадрону Эскольты пришлось для него “изображать” конные и пешие атаки, в которых капитан Сунига на белом коне бесстрашно водил наступающие цепи, и, откровенно говоря, из фильма получилась развесистая клюква. На мою долю выпала роль актера. Несколько раз я дико скакал по плацу с донесением, водил по карте перстом, изображал “военный совет” и пропускал мимо себя по нескольку раз первый взвод, изображая “кавалерийский полк”, выходивший к месту боя. В довершение всего этот кинооператор долго тряс мою руку, благодарил за прекрасную постановку и восторгался фотогеничностью моей физиономии. Убедиться мне в этом, к сожалению, так и не пришлось — фильма “Парагвайская революция” я увидеть на экране не смог. Но ничего не поделаешь, нельзя испытать сразу все житейские прелести! Теперь мы даже изображали настоящую революцию в поле, а на экране пусть уж, так и быть, ее посмотрят другие.
Свободное копирование
