Вы, когда-нибудь, задумывались, какие люди живут рядом с Вами? Как их жизненный опыт и их поступки влияют на Ваше мировоззрение, восприятие явлений внешнего мира? Ведь не секрет, что попадая, в силу жизненных обстоятельств, в новый коллектив или в новые условия своей жизни ты, даже подсознательно, проводишь анализ и выбираешь положительные или отрицательные чёрточки в окружающих тебя людях. И, в дальнейшем уже только от тебя зависит, что ты выберешь для себя.
Недавно учёные провели исследования и подсчитали, что человек встречает, знакомится и проводит какое-то время своей жизни с огромным количеством новых людей, и это огромная цифра. В среднем, около 80000 человек. Нет, конечно, в конце жизненного пути, ты не сможешь вспомнить и описать все встречи и характеры этих людей, их положительные или отрицательные поступки. К сожалению, наша память имеет какой-то предел при попытке вспомнить своё прошлое. И, при этом, есть события и люди, которые намертво впечатаны в твоём мозгу, эти воспоминания всегда живут в тебе, будоражат, беспокоят твою душу. И ты, с удовольствием, делишься ими при дружеских встречах, или на бумаге, как делаю это я сейчас. Может эти воспоминания покажутся кому-то интересны, а кто-то решит, что это всё результат буйной фантазии автора? Что ж, каждый имеет полное право на своё мнение. Со своей стороны, заверяю Вас, что приходится очень сокращать свои воспоминания из-за большого объёма информации.
Когда я, волей судьбы, оказался на бескрайних просторах Юга Казахстана, в пустыне Кызылкум, я ожидал, что меня будет окружать только местное население, казахи, которое веками проживало здесь и приспособилось выживать в этих нелёгких условиях. И каково же было моё удивление: сколько национальностей жило, рядом с местным населением, в каждом, даже небольшом, посёлке. Оказывается, до шестидесятых годов двадцатого столетия, вся эта территория была предназначена для принудительного поселения заключённых, отбывших срок наказания в лагерях ГУЛАГа.
Здесь жили и работали люди разных национальностей, даже неполный перечень их – поражает. За эти годы, проведённые мной на Юге Казахстана, я встречался, работал, дружил с украинцами, немцами, греками, чеченцами, татарами, корейцами, иранцами, евреями, турками, высланными на поселение русскими. И у каждого из них интереснейшая судьба, достойная быть описанной и остаться в памяти поколений.
Сожалею, что я не смогу, из-за нехватки сил и времени, запечатлеть их в своих воспоминаниях. С первых же дней жизни в Аральске, мы воочию столкнулись с бывшими зеками. Хочу предупредить, заранее, что за всю мою жизнь, в тех местах, а это восемь лет нелёгкого труда и испытаний, я не встретил ни одного отрицательного героя среди этих бывших заключённых. За всё время этих общений, не было ни одного обидного слова или недоброго взгляда. Можно только поучиться их жизнелюбию, уму, дружелюбию и готовности придти на помощь даже малознакомым людям. Видимо они очень хорошо знают силу дружбы и вес помощи друга.
Так как мне и моему другу Валерию очень не понравилась жизнь в общаге аэропорта (очень шумно, весёлые пьянки, бессонные ночи), мы решили жить на съёмной квартире. Этот дом нам, очень настоятельно, посоветовала снять уборщица нашей общаги, между прочим, крымская татарка (она отбыла срок в Сибири, а затем поселение в Узбекистане, в Янги-юльском районе, где пыталась организовать кружок культуры и танца крымских татар, так как по профессии она была учителем, за что и оказалась в Аральске). Как же нам повезло с такой советчицей.
Большой дом был выстроен из настоящего украинского самана, побелён известью с нарисованными подсолнухами и мальвами. Настоящая украинская хата – мазанка, под соломенной крышей. Весь двор обнесён настоящим тыном и зарос травой – спорышом. Когда мы подошли к дому, к нам вышел седовласый, крепкий, с настоящими украинскими усами, дед и на чистом украинском спросил:
-Що Ви хотіли, хлопці?
-А ми хочемо у Вас жити: - со смехом ответили мы.
Так мы сразу стали его друзьями. А когда он узнал, что один из нас, из Полтавы, а второй из Житомира, то сразу стал накрывать стол для обеда и выставил жбан браги.
Внутри дома всё было чисто, украшено по-украински. Потолок со сволоками, на которых висели пучки трав, сухие цветы. Настоящая украинская печь, на которой можно спать, а возле неё несколько ухватов для чугунков. Вся печь расписана петухами и цветами. Точно такая же хата и печь была у моего деда в Андреевке, недалеко от Диканьки, где я часто жил летом, в детстве. Возле печи стояла дубовая, резная лежанка, на которой лежала его жена. Он предупредил, что хозяйка лежит уже два года, после тяжёлого инсульта, не говорит, не ходит, только иногда мычит, если что-то нужно.
Дед Иван угощал нас от души, по-украински – хлебосольно. Был и вкуснющий, настоящий, украинский борщ, и вареники с капустой и картошкой со шкварками. Всё это запивалось узваром. А какая брага была вкусная, правда дед предупредил, что пока мы за столом, всё будет нормально, а вот укладывать спать нас, придётся ему, сами до постелей не дойдём. Обедали долго, с трёх дня и до восьми вечера. За это время, дед, расспросив о нашей жизни, разоткровенничался и рассказал о своей.
У него была большая семья на Черкащине, большое хозяйство, трудились до седьмого пота, чтобы прокормить всю эту большую семью. И вдруг нагрянула коллективизация, их признали кулаками. Погрузили всю их большую семью в товарный эшелон, и в Сибирь. Двигались долго, почти месяц, от болезней и голода умерли родители и его и жены, остались где-то по пути следования эшелона. В тайге, сами строили землянки и шалаши, ни врачей, ни лекарств, лечились только травами и хвоей. Двух своих сыновей – погодок, спасти не смогли, их могилы остались в Сибири. С тех пор поддерживали друг друга, как могли. После перенесённого, детей у них уже не могло быть. А в пятьдесят пятом им разрешили покинуть Сибирь, но определили, пока, место проживания – г. Аральское море, с обязательным контролем в органах.
В тот день, я впервые задумался, о справедливости, о непогрешимости коммунизма. Но мечтая о небе, о полётах, я вынужден был все свои мысли хранить очень глубоко в своём мозгу. Несколько дней после нашего знакомства, мне не давала покоя мысль, что дед Иван, заранее знал, что мы придём к нему, и поэтому был готов к такой встрече. Когда я, наконец, задал этот вопрос, он рассмеялся и рассказал, что давно хотел жильцов в своём доме, но только с Украины, чтобы можно было поговорить по-украински и попеть украинских песен, ведь жена его не могла говорить. Вот мы, по вечерам, с ним и разговаривали и пели. А подыскать таких хохлов ему помогла его подруга (соседка) – татарка из нашей общаги. Вот и весь секрет всей этой операции.
Как потом оказалось, все эти рассказы о своей горемычной жизни, были своеобразной исповедью перед концом его жизненного пути. А мы оказались просто достойными слушателями этой драматической повести. Через несколько месяцев нашей жизни у деда Ивана, нам пришлось уехать в Алма-Ату, в командировку, а когда вернулись, то еле узнали своего деда. За это время вдруг умерла его любимая спутница – жена, самый дорогой человек, для него. После её похорон он осунулся, почернел и физически совсем сдал. Он сразу предупредил, что продаёт дом и, не спрашивая никаких разрешений, уезжает на Украину. А мы снова должны были искать жильё в частном секторе.
Так мы оказались на квартире у греков. Это был большой, красивый дом на двух хозяев. Одну половину дома хозяева сдавали жильцам, а в другой жили сами. Эта пустующая половина дома, юридически, принадлежала брату хозяйки. Он, в данный момент, отбывал уголовное наказание в Сибири, по сфабрикованному обвинению в изнасиловании своей падчерицы. Это трагическая история о человеческой подлости и жадности, из-за которой люди бывают готовы на любое преступление. Чуть позже я расскажу и об этой трагедии.
Хозяйка не работала, а муж её с утра до вечера был на работе. Если мы были дома, она всегда забегала к нам с маленькой дочкой на чай, угощала пирожками, печеньем собственного изготовления. Для такого случая у нас всегда стояла бутылочка красного вина. Вот за такими чаепитиями, хозяйка и рассказала о судьбе греков, которые оказались в Аральске.
Под Одессой, на берегу Чёрного моря, находилось греческое поселение, основанное греками ещё до революции. Когда началась Отечественная война и фашисты начали наступать на Одессу, всё население посёлка было вывезено в Сибирь. Хозяйке тогда было пять лет, она рассказала, что весь посёлок, до войны, занимался контрабандой, а возглавлял, всё это, двадцати семилетний грек. Он был соседом их семьи и очень часто бывал у них дома. И ещё он говорил её отцу и матери, что он подождёт, когда вырастет их дочь и она будет его женой. Мать и отец ничего не могли сказать против, в посёлке у них он был «бог» и «царь», благополучие и жизнь полностью зависело от него.
Так всё и случилось, её родители умерли в Сибири, когда ей исполнилось двенадцать и она осталась сиротой. Никос взял опеку над ней и её братом Григорием. Он так и продолжал возглавлять всю греческую общину и в Сибири, был ооочень богат. За свой счёт опекал инвалидов и стариков, организовал даже школу с учителями, выбранными среди высланных. Когда ей исполнилось семнадцать лет они обвенчались и сыграли свадьбу. А в 1954-м им назначили место поселения – г. Аральск, где Никос построил очень хороший, большой, кирпичный дом - в одной половине жил он с Марией, а во второй (где сейчас жили мы), поселился её брат - Григорий.
Вскоре, после переезда в Аральск, брат начал встречаться с женщиной, которая была старше его и имела дочку, десяти лет. Эту женщину невзлюбили в греческой общине, но брат её был без ума от неё и настоял на свадьбе. Так он выбрал себе трагическую судьбу. Прожили они вместе, в новом доме, три года и всё это время ему докладывали, что его любимая изменяет ему. Конечно же, он не верил. Вот как может выключить разум слепая любовь. Однажды его привезли домой пьяным в стельку - что-то праздновали с друзьями, а под утро его жена вызвала милицию и заявила, что он изнасиловал свою падчерицу, что та и подтвердила на суде. Суд был скорым и он был осуждён на двадцать лет. Никто не верил, что он мог совершить такое преступление, но оправдать его не смогли. Только вот Божья кара настигла всё же ту подлую женщину, через год она, в страшных муках, умерла от рака.
Почему я так уверенно рассказываю о тех далёких событиях? Однажды, я чаёвничал с хозяйкой и её дочкой во дворе на нашей половине дома. Вдруг, во двор вошла молодая, модно одетая, красивая женщина. Едва увиднв её, хозяйка побледнела, схватилась за сердце и молча, со страхом, смотрела на неё. А женщина подошла к нашему столу, стала на колени и начала говорить:
- Тётя Мария, простите меня, я такой грех взяла на свою душу. Я была такая молодая, глупая, всего тринадцать да и мама меня заставила. Той ночью она сама лишила меня невинности и заставила свидетельствовать на суде против своего отчима, Вашего брата. Десять лет я мучаюсь, не могу спокойно спать. Божья кара настигла мою маму, а сейчас моя дочь очень больна. В церкви, на исповеди я покаялася и рассказала всю правду. Батюшка направил меня - поехать и написать всю правду в милиции, чтобы освободить Вашего брата из тюрьмы. Прошу простить меня и помочь исполнить этот наказ.
Сказать, что я был шокирован, это мало - я был в трансе. Передо мной, за несколько минут, промелькнули сломанные судьбы нескольких людей, а воспоминания об этих событиях до сих пор живут в моей памяти и, время от времени, всплывают и тревожат мою душу. Сколько же такой пакости на белом свете? А чувства того несчастного, который несправедливо просидел десять лет за решёткой и это после сталинских лагерей? Несчастный советский народ, над которым ставились такие изуверские эксперименты. Я не знаю, чем закончилось это необычное дело. Знаю только, что заявление было подано и падчерица согласилась свидетельствовать на суде и даже отвечать за дачу ложных показаний, чтобы искупить свою вину.
В то время, все греки Аральска подали ходатайство о выезде на ПМЖ в Грецию, и оно, к удивлению, было удовлетворено, но в это время, в Греции произошёл путч, и к власти пришли «чёрные полковники». Это был удар «ниже пояса». Греки испугались и решили пока повременить с переездом. Я прожил у них недолго, месяца три.
Дело в том, что мой командир экипажа - Миладий Михайлович Арбузов, с которым у меня сложились очень дружные, товарищеские отношения, собирался переводиться на работу в Куйбышев, в родной город, где жили его родители и жена. Я часто заходил к нему в гости. Он жил на квартире пожилой русской пары. Детей у них не было и меня всегда приятно удивляло, с какой теплотой, по-родственному, они общались между собой. И когда мы, вечерами, или в выходные, праздничные дни сидели за столом, с чаркой вина, чувствовалось, что Миладий Михайлович был для них, как старший сын, а ко мне они относились как к младшему сыну. Признаюсь честно, для меня это было очень приятно, я жил за тысячи километров от родного дома, мне так не хватало тепла, сочувствия, родительского ухода, общения с родными, близкими, дорогими моему сердцу людьми. Спасибо судьбе, она подарила мне встречу с такими добрыми, неординарными людьми.
На тот момент я не знал, да и, честно признаюсь, даже предположить не мог, с какими людьми меня свела судьба. Я о них ничего не знал. Кто они? Какая жизнь была прожита ими? Что привело их в Аральск? Дядя Витя был высоким, поджарым, мускулистым, красивым мужиком. У него были красивые усы и внимательные, умные глаза. И что мне в нём особенно нравилось, он умел очень внимательно слушать собеседника и ярко, красиво рассказывать. Тётя Люба, в противовес ему, была неграмотна, могла выразиться ярким матерным оборотом речи, знала много, и пела, сибирские солёные частушки. Но зато обладала очень доброй душой, неиссякаемым трудолюбием и заботой о нас. Позже, я называл её мамой Любой. Когда Миладий Михайлович улетел на родину, я ещё несколько недель жил у греков, но часто заходил к дяде Вите и тёте Любе, она всегда звала меня обедать, всё боялась, что я голодаю. А потом, дядя Витя категорически приказал перетащить мои вещи к ним. Благо, дома находились на расстоянии ста метров.
А теперь несколько слов об их тяжёлом, необычном жизненном пути. Дядя Витя родом был из Западной Сибири. Когда началась война, его призвали в армию и направили на ускоренные, офицерские курсы. После окончания, которых, младшим лейтенантом он попал в Сталинград, где прошёл всё пекло этой знаменитой битвы, был тяжело ранен и отправлен, на лечение, в Ташкент. Затем, после излечения, его направили на фронт, который уже находился на Украине. По пути следования эшелона, на одной из станций, ватага каких-то мужиков в военной форме, предложила выпить с ними. Проснулся он в лесу, километров за двадцать от железной дороги, в одних трусах, без документов, без денег. Полдня рвал, отходил от отравления и раздумывал, что делать дальше.
Ему явно грозил военный трибунал, а в военное время, за дезертирство, и расстрел. Увидел невдалеке деревушку и, ночью, залез в крайнюю избу, связал хозяина и его жену, забрал одежду и деньги. Несколько дней шёл пешком, скрытно, боялся выйти к железной дороге. Но потом решился и на одном из подъёмов, на ходу, забрался в пассажирский вагон. Когда шёл по вагону, вдруг увидел в купе майора, ну очень похожего на него. Стоя у окна, дождался, когда тот с другом пошёл в сторону ресторана и сумел стащить чемодан. Соскочив с поезда на ходу, обнаружил в чемодане документы и форму майора. Далее, на попутках, добрался до Москвы, где и жил уже как вор, без фамилии и биографии. Однажды, во время облавы, его задержали, но, как ни пытали, не признался ни в чём, косил под ненормального. Суд осудил на десять лет, отбывал наказание на стройках Москвы, из-за строптивого, буйного характера почти год провёл в одиночном карцере и, в конце концов, был сослан в один из лагерей, в Сибирь. Поэтому на волю вышел только через тринадцать лет.
Как он мне рассказывал, что когда получил справку и вышел за ворота лагеря, вдруг, впервые в жизни, заплакал. За всю свою жизнь, даже в детстве, не плакал, а тут вдруг стало так обидно, что из-за нелепого случая, потеряна лучшая часть своей жизни. Когда ехал в поезде к месту поселения, увидел женщину, явно зечку. Сидела в уголке и тихо плакала. Подсел, разговорились, проболтали всю ночь, а на утро решили – будут жить вместе. Когда приехали в Аральск, сразу обратились к представителю КГБ, попросили помочь. Им помогли с пропиской, устроили на работу. Дядя Витя пошёл работать на судоремонтный завод, стал классным специалистом, его фотография, не один год, красовалась на городской Доске почёта. Он не разрешил тёте Любе работать, берёг её.
Ну и несколько слов о судьбе мамы Любы. Она родом из центральной Сибири. Когда ей было шестнадцать, её мать забрали по доносу местного алкаша – активиста, и впаяли десять лет, как врагу советской власти (она не любила коммунистов и никогда не сдерживала своих эмоций). А мама Люба, как настоящая сибирячка, не сдержалась. После суда, днём, при толпе народа, огрела доносчика лопатой, к сожалению, насмерть. Этого хватило на двадцать лет лагерей, которые отсидела от звонка до звонка, и, как она говорила, не жалела об этом никогда.
Не могу промолчать о её маме. Когда она, после десяти лет лагерей, вернулась домой, то смогла пробыть дома только месяц, а потом новый «справедливый суд» и новый срок на пятнадцать лет. Она приезжала в Аральск, если честно, я был восхищён этой маленькой, сухонькой старушкой. А как интересно она рассказывала о своей лагерной жизни, о подругах, о дружбе людей попавших в беду и не сломившихся. При этом она была очень начитанная, грамотная, могла наизусть цитировать и писателей, и философов. Мне, иногда, было стыдно за себя, за узость своих знаний.
Вот чему меня учили такие незаурядные личности. И я им бесконечно благодарен за эту науку. Когда со мной случилась беда, и я вынужден был уехать домой, в Полтаву, на длительное лечение, я всё время чувствовал сопереживание за мою судьбу и дальнейшую лётную карьеру. Мы долгое время переписывались, а затем дядя Витя сообщил о смерти тёти Любы и наша переписка прервалась. Но память об этих замечательных людях, до сих пор, жива в моём сердце!
