Я возвращаюсь в коридор “Мосфильма” где мы встретились много лет спустя, после нашего знакомства во ВГИКе.
Олег зимой ходил в дубленке и большой лисьей ушанке. Обычно улыбчивый и веселый, сейчас он был чем-то подавлен и плохо выглядел.
- На тебе лица нет, ты просто зеленого цвета, - сказал я. - Что случилось?
- Да так... - неохотно отмахнулся он. - Все нормально.
- Что-то серьезное?
-Если есть время, пойдем на лестницу, я тебе расскажу.
Мы вышли на лестницу.
- Меня угрожают убить.
- Ничего себе! Кто?!
- Теща и бывшая жена. Они могут.
- С чего это?
- Требуют деньги. А денег нет. Я сейчас по второму разу пошел во ВГИК на режиссерский, заработков нет, только 40 рэ степендия. Но я ей оставил все имущество, две новые “Волги”, отдавал ей весь заработок - у нее куча шуб, бриллиантов.
- Дети есть?
- Сын.
- Разводись! Имущество пополам и алименты по суду.
- Она требует, чтобы я не разводился Хочет для статуса быть женой заслуженного артиста и выкачивать деньги.
- Ты думаешь они реально способны что-то сделать?
- Она подруга Гали. Ее отец – слепой профессор Шевяков - в близких отношениях с Брежненвым: когда снимали Хруща и все висело на волоске, дорогой наш Леонид Ильич прятался у них дома. У нее большие связи в КГБ – ее предыдущий муж был там какой-то крупной шишкой. Так что это не пустые слова. Хочешь сам услышать угрозы?
- Конечно! Разве можно пропустить такой спектакль?!
- Поехали ко мне, они звонят по нескольку раз в день.
Олег имел двухкомнатную кооперативную квартиру на Юго-Западе, купленную еще до брака с Натальей Федотовой.
Мы взяли такси и поехали к нему. Почти сразу раздался звонок. Телефон стоял на полу в пустой комнате, он присел на корточки, снял трубку и сказал:
- Алле!
Я присел рядом и услышал наглый, хамский монолог тещи с угрозами “сбить машиной” и требованиями денег. Я махнул ему - клади трубку. Он положил и вопросительно посмотрел на меня.
- Берем такси и едем в суд подавать на развод. - сказал я.
- Убьют. - сказал Олег. - Им это ничего не стоит. Собьют машиной – ты же слышал. Я бывал с ней на приемах, где была вся верхушка и она представляла меня Андропову.
- Уписаются сбивать – сказал я. - Нас двое, значит, для начала, им понадобятся две машины. А с учетом всех моих друзей – машин не хватит сбивать. ГАЗ столько не выпускает. Поехали.
Мы поехали в суд, он подал заявление и стал жить у меня – выжидая пока не прояснится ситуация. В это время на Урале, очень кстати, освободился (после очередной ходки на зону) мой старый тагильский товарищ Паша. Я немедленно выписал его и, в дальнейшем, мы так втроем и передвигались: впереди мы с Олегом, немного позади Паша с аккуратно закатанным в газету “ПРАВДА” куском водопроводной трубы подмышкой.
- Почему ты всегда заворачиваешь трубу только в эту газету? - как-то спросил я.
- Ну, другие - не. - по-уральски лаконично ответил Паша. И, заметив, что я не уловил смысл, снисходительно пояснил: - Ну, не работают.
Чтобы не выглядеть тупицей, я не стал ничего уточнять, и это на всю жизнь осталось для меня загадкой.
Иногда, когда жена была в институте или у родителей, я оставлял Пашу присматривать за маленькой дочерью.
Как-то вечером, она меня порадовала:
- Папа, я знаю новую песенку!
- Спой, зайчик, - обрадовался я. - Олег, давай послушаем: Ника нам споет.
Дочка поборола волнение и горестно затянула:
- Ты зачем меня, мама, родила и зачем в детский дом отдала - лучше б в море меня утопила, чем на эту судьбу обрекла.
- Паша? - я повернулся к невозмутимо стоящему на кухне другу детства:
- Чему ты учишь ребенка?
Ну... одна детская песенка, которую я знаю. - сказал Паша, безмятежно глядя на меня своими голубыми глазами.
Свободное копирование
