Бассейн

Это были мартовские весенние каникулы первого класса. Мама приехала из Москвы, привезла подарки.

Мама училась в Москве, в очной аспирантуре и писала диссертацию.

Я жила с папой, зачеркивала дни в календаре и писала письма маме наклонным вниз почерком о том, что люблю её больше жизни.

Не хватало букв. Слова были чугунными и не хотели вместить в себя мои чувства.

И вот мама приехала. И я сразу ей не угодила.

Резиновые сапоги. Чудо какие сапоги - сладко пахнущие карамелью, цвета топлёного ирИса - мне не подошли, оказалось, что у меня слишком полная голень.

"Вот всегда ты так",- сказала мне мама и я поняла, что я в чем-то сильно виновата и надо куда-нибудь быстро уходить из-под материнского гнева .

"Ногу все равно не сделаешь маленькой", как сказал Король из сказки "Золушка".

Была я девочкой тихой и задумчивой и в восемь лет уже понимала, что не все в себе я в силах изменить.

Братья Саратовы мало того, что были близнецами и были влюблены в меня по уши, но еще и вносили огромную смуту в мою женскую душу.

С ними я , поддаваясь их неукротимой энергии, не понимала, что хорошо и что плохо. Это меня тревожило.

Во-первых, любви было слишком много. Во-вторых, она была помножена на два. В третьих, они соперничали за моё внимание. Это был тот случай, когда ты хочешь кольцо- скромное серебряное, с камушком александритом, а для тебя грабят целый ювелирный магазин. Слишком! Глупо! Опасно! Чересчур!

В это утро братья постучали ко мне в окошко. И мы пошли гулять. Как сейчас помню, я взяла погулять своего любимого мишку, которого мама привезла из Москвы.

Ну, для начала, братья качали меня на качелях. Качели они сломали, потому что садились с другого края вдвоём и подпрыгивали, пиная качели ногами.

Потом они пробрались в соседский двор и согнали курицу несушку с кладки яиц. И мы долго бежали от бабки, которая поймала нас на том, что братья гоняли квочку, как футбольный мяч по двору, а я недоуменно на них смотрела, не понимая цели этого занятия.

Потом братьям загорелось пойти на бассейн. И мы пошли.

Лежал серый ноздреватый снег, дождик то шел, то не шел. Бассейн был покрыт льдом. Я пристроила мишку на скамейку под вылинявшим под зимним снегом детским грибком.

Он прощально поднял вверх свою правую лапу, и я пошла за братьями к бассейну.

Лёд вроде был крепкий. На лёд сначала полез Игорь, потом Олег, а потом я. И так же по очереди мы все провалились в воду, сначала Игорь, потом Олег, а потом я.

Я поняла, что тону, что захлёбываюсь. Какие-то разноцветные круги перед глазами... Ребята тоже ушли под лёд, валялась на льду ушанка Игоря.

Кусочек синего неба сквозь воду зацепил меня и я уже стала подниматься вверх, над бетонным коробом бассейна и тремя лунками в которых копошились дети, над моим папой, диктующему секретарше "Постановление об аресте" в прокуратуре и мамой, стирающей бельё в жестяном корыте, у нас дома у зелёной кафельной печки.

Уже не удивляясь ничему, я готовилась уйти в точку и стать точкой.

И здесь на меня налетел кто-то в ватнике и кирзачах с гнутыми набок жестяными крыльями с жутким матом (я до сих пор чувствую этот мат, своей дрожащей селезёнкой) и вытащил нас троих, как кутят из ледяной купели, шибающей в нос минеральными пузырьками смерти.

Почти сразу же нашлась женщина, которая знала, где живёт бабушка мальчиков. Я вяло перебирала ногами - меня несли, держа под мышкой, а я перебирала ногами- помогала идти, и с ботинок капала вода.

Потом на меня сбежались посмотреть бабушка братьев Саратовых, еще какие-то женщины. Раздели донога , голой положили под перину.

 У бабушки братьев дрожали губы, она от испуга забыла надеть челюсть - рот ввалился. От бабушки братьев пахло валерьянкой и жжеными тряпками. Болела голова. Никогда больше в своей жизни я не испытывала такого сильного женского унижения.

Перина давила на грудь.Она слезала, а я тянула её край, чтобы прикрыться. От перины пахло псиной и мокрым гусиным пухом. Всё время кто-то приходил посмотреть на "нашу невесту" и смеялся, и что-то говорил о том, как "они её делят".

Где-то в другой комнате, в темноте раздавались крики мальчиков, которым давали ремня. Я вяло думала-будут ли "эти" бить и меня тоже.

Жалела, что не утонула.

Там были цветные круги и кажется музыка и какая-то синяя полоска и какой-то шорох крыльев и небеса.

А здесь, в лучшем случае ремень, а в худшем - страшно было подумать.Мама меня убьет.

Я лежала несколько часов, прислушиваясь, сначала к крикам, потом к плачу, а потом к скулежу братьев Саратовых.

Пришла мама, вытащила меня из-по перины, одела в сухое и мы пошли домой под градом пристальных взглядов.

Дождь прошел, выглянуло солнце.

И вот мы идём. Девочки, высоко подпрыгивая, играют в классики. Бита,с сытым звуком, летит с клетки на клетку. На асфальте разноцветными мелками нарисованы дамы с высокими прическами. Небо голубое и ласковое.

И мама говорит: "Вот почему, ты не такая, как другие девочки. Вот прыгала бы в скакалку. Зачем ты туда пошла?"

Да, думаю я:"Лучше бы я утонула. Всем бы было лучше" Я какая-то такая-никакая. А быть такой, как надо вряд ли получится. И нога у меня не такая, и вся я не такая и не туда иду."

Солнце смеялось в небе, а я шла ,глотая слёзы, и жалея, что не умерла.

Дома мама раздела меня и положила в постель.

А сама ушла из дому.

****

На самом деле мама не ушла из дома.

Она побежала к магазину, где продавали водку.

Она прибежала растрепанная, с красными заплаканными глазами и попросила у продавщицы: ”Дайте водку”.

Мою маму знали все. Мама каждый день в этом магазине покупала сигареты , пока работала следователем в милиции, а мой папа был прокурором района.

А потом она уехала учиться в Москву. Её вызвал телеграммой самый главный человек в Советском Союзе, отвечающий за Сыск - Владимир Иванович Карпец. И это был скандал, потому что из милиции её отпускать не хотели.

Но главный по сыску всего Советского Союза- это вам не фунт изюма, а он был научным руководителем мамы.Отпустили в Москву, как миленькие.И все про это знали.

И водку в нашем доме не пили - вино, коньяк, портвейн в интеллигентном застолье, но не водку.

-Вам водку какую?,-спросила продавщица.

-Чекушку. Нет, давайте большую.

- 3 рубля 65 копеек.

-Ой,- сказала мама,- я деньги дома забыла.

-Ну. Ничего,- разрешила продавщица,- завтра принесете.

Так же бегом мама прибежала домой. Я спала. Сонную она растерла меня водкой. Я проспала трое суток. Проспала,но не заболела воспалением лёгких и даже не простудилась..

Братьям Саратовым было отказано от дома.

На меня показывали пальцами в очереди за хлебом:" та самая девочка, которую спасли."

И долго еще взрослые начинали разговор и знакомство со мной расспросами, а как это было тонуть.Я молчала, смотрела на них глазами, и не понимала, как об этом можно спрашивать. Я и сейчас не понимаю.

О, горе маленького человека, которому приказали себя уважать тупые взрослые!

Я дружила с Олей Гидуляновой и смотрела, как аккуратно она играет в классики. Беленькая, совершенная, с маленькой ножкой и ласковым профилем лисички.

Мама отдала деньги за водку продавщице в винном магазине.

Папа меня даже не заругал, а только крепко обнял и подержал в своих объятиях и потом поцеловал в ухо. Ухо почему-то стало мокрым.

И после этого я года два остерегалась подходить к бассейну.

Любимый мишка, привезенный из Москвы, так и пропал навсегда в том мартовском утре.

И мой спаситель пропал.

Кто он был, спасший троих ребятишек никто так и не узнал. Сейчас я думаю, что он был совсем молодым, лет семнадцати. У него были зелёные глаза и веснушки на носу. Мой спаситель! Храни Тебя Бог на Твоих путях!