Из наших окон, выходивших на Филипповский переулок, был виден двухэтажный деревянный дом, а за ним виднелись многоэтажные каменные дома, расположенные на Гоголевском бульваре. На протяжении всего переулка сохранился только один деревянный дом, и он оказался самым интересным. В доме были большие окна, обрамленные резными наличниками. Карнизы и узорная обшивка дома едва угадывались под многочисленными слоями бурой краски. Первый этаж располагался над самой землей.
В нашей квартире была установлена большая хорошая немецкая ванна. Все портили открытые канализационные трубы, покрытые черным краплаком. Горячего водоснабжения не было, вода нагревалась при помощи газовой колонки. Несколько раз взрывалась накопившаяся копоть, вся ванна покрывалась черными хлопьями. Однажды взрыв был такой силы, что папа вывалился из ванной.
Окна квартир на первом и втором этажах никогда не завешивались. Переулок был настолько узкий, что солнце в окна не проникало. На первом этаже напротив нашей квартиры жила важная пожилая дама. Седая, прямая, с узким лицом и выдающимся профилем. Зимой она ходила в каракулевом «саке», летом – в наглухо застегнутом костюме. Все квартиры в доме были коммунальные. Однажды к маме подошла познакомиться соседка, жившая на первом этаже деревянного дома. Она рассказала, что важная дама связана с театром. Концертмейстер и педагог. Преподавала «сценическое движение» и еще что-то театральное. Фамилия ее была Гарт. Из нашего окна было видно, что в ее квартире все стены увешаны театральными афишами. В углу стояла круглая печь из гофрированного металла, а у окна – кресло. Позже мы обнаружили, что в кресле часто сидел гость. Гость всегда усаживался спиной к окну, и его жидкие седые волосы от малейшего ветерка вставали ореолом над его головой. Это был Завадский. В дом приходили знаменитые балерины Уланова и Тимофеева. Уланову привозил тогдашний муж, художник Большого театра Рындин. На гастролях в Америке Улановой подарили машину. Длинная и серебристая, она занимала весь наш переулок. Без грима Уланова была серенькая, ровненькая, в бесцветных платьях.
Гарт всех ругала, особенно балерин:
«Самостоятельные девчонки, все при них, а счастья нет!»
Прочих артисток-певиц, чтиц:
«Только отработает на сцене и бежит в буфет. В результате выкатывается на сцену, как кадушка!»
На втором этаже было много жильцов, одно окно, одна комнатка-пенальчик. Первое окно принадлежало молодому мужчине, он был егерем. Ходил по переулку с разными красивыми собаками, которые смотрели ему в глаза и беспрекословно повиновались. Его звали Вася. Каждый день перед раскрытым окном он делал зарядку. В сезон охоты он надолго уезжал и однажды не вернулся. Соседка сказала, что во время охоты его убили. Комнату долго не заселяли, пока шел суд, который так ничего и не выяснил.
По нашей стороне переулка находился клуб, где иногда показывали кино. Клуб располагался в небольшом зале. У клуба была плохая репутация, там часто происходили драки на финках, иногда и до смерти.
Мы ходили смотреть кино в «Художественный». Перед сеансами играл оркестр, выступал певец. Он часто пел, даже не снимая пальто. У кого был с собой кавалер, те танцевали.
На Арбате и бульварах было много маленьких кинотеатров. Самым интересным был «Повторный», на углу Большой Никитской. Там показывали немецкие фильмы с титрами, но без перечисления исполнителей и названия. Сюжеты были трагическими, красавицы гибли или теряли память, во время пожара в кафе у одной дамы очень красиво загорелись волосы. Ее выносили на носилках, и лысая голова болталась на тонкой шее.
В зимние каникулы первого года жизни на Арбате, я каждый день посещала Третьяковскую галерею. Мама забрала кота и уехала к папе в Щекино.
Я знакомилась с Москвой. В переулках еще встречались деревянные дома, обшитые деревянными панелями. И еще больше было оштукатуренных особнячков с колоннами и мезонинами. В Серебряном переулке в деревянном доме жила большая семья Модестовых. Освоенного жилого пространства в доме было немного. В передней и следовавшей за ней кухней пол провалился. В кухню проходили по доскам. На втором этаже в мезонине были две комнаты. Со временем их оборудовали для жизни и говорили:
«Мы в девятнадцатом веке!»
Много деревянных строений находилось в арбатских дворах, квартиры внутри состояли из комнаты и маленькой темной кухоньки, но зато с отдельным входом. У всех был газ, в отличие от Ленинграда.
В институт мы ходили своей компанией, существовал договор, кто записывает какие лекции. Я поддерживала связь с «фракцией» Леши Левина, он жил на Молчановке, его квартира была частью залы. Ему досталась одна колонна, она украшала одну из его комнат. Так мы коллективно доползли до лета, до первой практики на стройке Щекинского газового завода, сложного химического предприятия. Строили завод заключенные, лагерь находился в городе Щекино, состоял из восьми тысяч человек.