Измайлово в то время было настоящей деревней. От конечной станции метро «Измайловская» трамвай шел вдоль дач, построенных до войны. На последней остановке трамвая был небольшой учебный аэродром. Квартира у нас была угловая, часть окон выходила на аэродром, весь заросший высокой травой. Дом был трехэтажный, на втором и третьем этажах по всему периметру, окруженный балконами. Лестницы широкие, хорошо освещенные итальянскими полуциркульными окнами. Наша квартира была из трех больших комнат. Столовую и переднюю можно было объединить, остекленная перегородка складывалась, можно было поставить большой стол и пригласить много гостей.
Кругом были поля дикие и поля цветоводческого совхоза. Там росли обыкновенные садовые гвоздики, они очень сильно пахли. Западных махровых гвоздик мы тогда не знали. В дом мы въехали первыми, так как папа перешел в другое ведомство и должен был тут же съехать из дома в Кратово. Шла окраска лестниц и фасада. Бригадир маляров зашел к нам, увидел, что у нас нет мебели, и предложил:
«Есть немцы, отличные столяры, могут изготовить любую мебель».
Папа купил у букинистов альбом английской мебели ХIХ века и отметил стулья с изогнутыми ножками и спинками с медальонами и овальный стол в комплект, чтобы нам их сделали.
Немцы работали в нашей квартире, и с мамой у них был полный контакт. Они были немолодые, и маме приносили фотографии своих семей. Мама варила бадью супа и совершенствовала свой немецкий. Когда приехал папа уже готов был стол и шесть стульев, все точно по рисунку. Светлая, хорошо освещенная лестница была художественно окрашена. Бригадир маляров был по профессии альфрейщиком. Он предложил окрасить мебель белой эмалью, а сиденья и медальоны обить материей. Все было выполнено тщательно. Эта мебель потом служила нам долгие годы.
Как только мы устроились, к нам повалили гости. Первая пришла Нонна, потом ребята из всех групп. Леша Левин прислал Володю Беляева. Володя отчитался, что никакой работы в нашем доме нет, переставлять просто нечего. К нам зашла соседка Эмма, студентка Строгановского художественного училища. Она меня приметила в трамвае, обратила внимание, что мы ровесницы, и нашла в новом доме. Никаких других наших ровесников в Измайлово не было.
Эмма отвела меня в свое жилище познакомиться с мамой. К ее дому вела грунтовая дорога, вся заросшая травой. Одноэтажный дом был грубо сколочен из бруса. В доме жило несколько семей. У каждой семьи был свой вход, никаких коридоров, передней, прямо с улицы в комнату. На противоположной стене небольшие окна. Что это было за сооружение, можно было только предполагать, но изначально это точно не было жилым домом. Это было какое-то строение, которое наскоро приспособили под жилье все, кто в него въехал. У дома не было даже адреса. Тогда люди селились в любой хибаре около железной дороги, потому что там всегда были какие-то брошенные строения – то сторожка смотрителя, то какое-то техническое помещение. Жить было негде, после войны все пытались попасть в Москву, и квартир не хватало.
Мама Эммы очень обрадовалась моему приходу, сразу стала поить меня чаем с вареньем. Они собирали ягоды и варили на улице варенье. У Эммы была бумага, что ей в учебном процессе требуются живые цветы для создания натюрмортов. Она предъявила этот документ в цветочном хозяйстве, и нам разрешили сколько угодно пастись в цветочном поле. Эмма постоянно рисовала, но их жилище украсить было невозможно.
Когда я забывала ключи, я залезала на второй этаж по водосточной трубе на балкон, а уже там искала открытые форточки и проникала внутрь. Обезопасить дом от воров при этих условиях было крайне затруднительно, но квартирные кражи тогда были редки, хотя банд было много. Но квартирами они не интересовались.