Лёня

У Лени пексы и финские лыжи. Лыжи стоят в передней. Пексы – мягкие ботинки, внутри войлочный чулок, носы острые, как у туфель Хоттабыча.Значит, мне остается только ждать… ждать. Только бы он вернулся до девяти часов вечера. Девять часов. Час роковой. Меня укладывают спать. Мама неумолима, хоть небо упади.

Несусь на все звонки в переднюю. Приходят все какие-то скучные люди, вовсе ненужные. Самый нужный звонок я пропускаю. Звонок Лени как его характер, мягкий, деликатный. Слышу движение в передней. Врываюсь. Леня ставит лыжи. Он в коричневом фланелевом костюме. Фланель режима экономии – она новая уже мохрится и от белесых пятен кажется старой. Леня улыбается, снимает рюкзак, лыжный шлем, и голова сразу становится больше от золотистых вьющихся волос. Я вижу, что рюкзак не пустой, из моего опыта можно предположить, что там кто-то живой. Но на этот раз там не заяц, не еж, не морская свинка, а маленькая елочка. Елка для меня начисто лишена символа, она для меня предмет одушевленный.

«Принеси табурет и ведерко с песком».

Укрепляем елочку.

«Неси нитки»

Зачем?

Леня вынимает пять конфет «Старт», к которым привязываем ниточки и вешаем на елку. Это моя первая в жизни елка. Мама говорит, что елки запрещены, но запретное еще ценнее. И еще вопрос, когда можно будет снять конфеты. Засыпаю счастливая. Утром в длинной ночной рубашке бегу в столовую. Елка на месте.

«Что бегаешь босиком? Опять пятки будут желтые».

И ВОТ РАЗРЕШИЛИ ЕЛКИ

Прошло два года. В кабинете устанавливают ель до потолка. Печь не топят.

Мама приносит билет с печатью в «Дом пионеров» (а я в школе еще не учусь).

Новогодние подарки, я их не жду, так как ни кто мне не объяснил, что они есть.

Новогодние подарки. Я их не жду, так как мне никто не объяснил, что есть такой обычай. Вечером папа из передней приносит пакет и записку. В пакете конфеты «орех в шоколаде». В записке  «С новым годом!»

Конфеты пока есть нельзя. Что делать? Перебираю свои сокровища. Нужно всем сделать подарки. Выручает керосиновая лавка.

Разочаровывает отношение взрослых к моим подаркам. Единственный ребенок, кроме меня, в нашей семье, кроме меня, это Леня. Ни хоровод вокруг елки, ни крендель от «Квисисаны» не представляет интереса.

Леня… Бежим за Леней по коридору. Вот уже мы его настигаем, и весело, и жутко. Конец коридора. Леня в тупике. Ну всё, поймали. Хватаем за штаны. Все заталкиваемся в ванную комнату. Он, в одно мгновение, вскакивает на край ванны  и кидается в крохотное оконце под потолком, которое выходит в бабушкину комнату. Мы бежим в бабушкину комнату. Мирный чай с бабушкиными гостями прерван. Леня лежит на полу между кроватью с шишками и сундуком.

«Дурень большой».

Лето. Идет дождь. Я счастлива, что приехала с дачи. Но мой кумир занят. Вся комната заставлена чертежными столами. Столы из деревянных деталей, закрепленных медными болтами с петушками. Человека четыре работают, среди них чертежница Катя в клетчатой юбке, та Катя, на которую однажды в передней упала вешалка. С тех пор я ее очень полюбила.

Леня заканчивает работу. Он делает «отмывку» фасада длинного производственного здания. Бурный конструктивизм, не сухая отмывка, мокрая, яркая, по фасаду льется вода, мокрый асфальт, стоят деревья, ходят люди. Леня бритвой срезает чертеж с доски и укладывает на кровать – досыхать. Я кидаюсь посмотреть и, о, ужас, не могу остановиться на паркете, и падаю на мокрый чертеж. Леня говорит, что я не ценю чужой труд. Папа определяет точнее.

«Один ребенок в доме – свинья, эгоистка».

Я иду на черный ход, открываю крюк, и становлюсь в проеме входной двери на улицу. Теплый дождь. Между булыжниками ручейками течет вода. Ни собаки, ни кошки. Я одна на всем белом свете и никому не нужна. Медленно поднимаюсь по лестнице и вхожу квартиру. Плетусь в ванную. Там висит зеркало для бритья. В большое зеркало я себя не вижу. Я хочу посмотреть, какая я стала, что меня никто не любит. Я по-прежнему очень красивая, от дождя на лбу завилась трубочкой «кудря». Платье сатиновое с длинным рукавом, с пояском, синее с белыми кружочками. Тихо слоняюсь по дому – никому я не нужна.