7 апреля: Бог дал хороший март. 1, 5 листа повести. Мало. Зато снега, лес, Астафьева видел, Белова, с Володей 3 недели в Харовске, там пляски, частушки.
— Какая проклятая профессия, — сказал Астафьев, — будешь умирать, еще и тогда подумаешь: вот ведь как надо было смерть-то описывать…
В издательстве то же блядство, что и было. Апрель посижу, май буду просить себе. Лето придется посидеть, а там отчет, и пошли они все — на три буквы.
Сегодня радость — “Сибирские огни”,? 3, моя повесть. Да, радость.
Шрифт, собаки, петитный, и резанули кое-чего, да что! Повесть.
То, чего нет в книге, есть в журнале, и наоборот. Хочется ее отдельной книжечкой, но пока она стала безразлична мне.
Как только сажусь за пьесу, ночью — сон об армии. И тяжелый!