Марьям Гадиева – ингушка. Она пережила весь ужас осетино–ингушского конфликта, начавшегося 31 октября 1992 года. Те страшные дни не вспоминают. Одни – потому что безумно больно. Другие – потому что безумно стыдно. Непонятно, почему тут употребляется слово "конфликт" – вполне уместным было бы другое слово. Но нам нельзя забывать то безумие. Иначе оно может повториться.
Полина Жеребцова записала свидетельство очевидца.
Рассказывает Марьям Гадиева:
****
«Осетия – моя родина. Я родилась и выросла в городе Владикавказе. Наш большой пятиэтажный дом расположился среди зеленых крон, по улице Шмулевича, в «военном городке».
Отец часто отлучался по работе, а я, мама и младшие братья ждали его возвращения за домашними делами. Мне исполнилось двадцать пять в 1992 году. Закончив медицинский вуз, я работала стоматологом в частной клинике.
Осетины, ингуши, русские на учебе или на работе не ссорились. Ничто не предвещало беды: с соседями мы были очень дружны, и все праздники справляли вместе.
Мы подумали сначала, что это гроза…
Зло случается неожиданно: начавшуюся стрельбу я приняла за далекий гром, и закрыла окно, думая, что начинается гроза.
Двух младших братьев, двадцатидвухлетнего Тимура, недавно вернувшегося из армии, и четырнадцатилетнего школьника Рашида не было в тот день дома: они отправились в кино.
А мы с мамой затеяли уборку.
Грохот вдали не прекращался, и решив посмотреть, что же там происходит, мы с мамой поднялись на чердак родной пятиэтажки. Прогремел взрыв: кирпичи взлетели вверх с облаками белого дыма. Это взрывались дома.
Испуганные, мы спустились вниз по лестнице, во двор, и увидели, как со стороны Шалдона – района одноэтажных строений – идет парень. Это был русский паренек по имени Андрей. После инсульта он ходил с большим трудом. Но проявил настоящий героизм, стараясь как можно быстрее двигаться в нашу сторону.
Издали крикнул:
– Бегите! Всех ингушей убивают! Бегите!
Мы удивленно посмотрели на него, не в силах поверить в происходящее.
Оказалось, только что взорванные дома, где жили ингуши, были выявлены вооруженными людьми – посредством белого креста. Крест поставили белым мелом, как знак уничтожения.
Нас спасли русские и осетины
Мы с мамой забежали обратно в подъезд. Я беспокоилась: где же мои братья?
Как люди, не знавшие войны, мы совершенно не понимали, что происходит. Мы привыкли жить в мире, и осознание того, что нас придут убивать из–за национальности – никак не укладывалось в голове.
До этого мы все жили в мире, и распри из–за спорных осетинско–ингушских земель, казалось, отошли в прошлое…
Соседи вокруг волновались, пытаясь узнать какую–то информацию: сказали, была провокация. Сказали, ингуши тоже виноваты!
Мои младшие братья пришли к вечеру живыми, и мы с мамой стали надеяться, что все образуется. Но посыпались стекла… Прямо по нашим окнам ударили автоматные очереди… Не сговариваясь, мы все бросились к входной двери.
В подъезде оказалась пожилая русская соседка – Валентина.
– Прячьтесь! – крикнула она, открыв свою дверь.
Валентина жила как раз напротив нашей квартиры.
Мы опрометью влетели туда.
Что бы мы делали, если бы не эта женщина? Нас бы просто убили! Не прошло и пары минут, как осетины поднялись на нашу лестничную площадку. Сначала они обстреляли дверь, а потом выломали ее так, что вход в наше жилище стал похож на лаз в пещеру.
День святой Валентины
Из квартиры Валентины мы по очереди смотрели в дверной глазок: пришедшие, вооруженные люди, по виду были южными осетинами, и у них были какие–то бумаги, видимо, с адресами.
Как потом выяснилось, все ингуши, проживающие в Осетии, действительно были в списках на уничтожение.
Поняв, что нас нет в квартире, некоторые из пришедших начали выволакивать наши вещи – мародерничая и ругаясь, а другие застучали кулаками в дверь Валентины.
Соседка открыла дверь, держа ее на замке– "цепочке", и спросила:
– Что вам нужно?
– Где твои соседи–ингуши?! – требовательно закричали пришельцы.
– Кто–кто? Мои соседи? – дрожа от страха, выпалила Валентина, но твердо ответила: – Не знаю!
Мы стояли прямо за ней, от вооружённых людей нас отделяла тонкая деревянная дверь.
– Ладно, тетка! Верим! – крикнули пришедшие, и мы поняли, что милосердие Всевышнего с нами.
…Я училась в музыкальной школе, поэтому дома было множество инструментов. Мы слышали, как рвали меха у аккордеона. Наш сосед, старик, по национальности – южный осетин, вдруг начал кричать:
– Что вы делаете? Какой позор! Мы, горцы, не должны себя так вести! Перестаньте убивать! Не воруйте вещи!
Его прогнали, но он долго еще причитал с улицы.
Окаянные дни
Наша семья, поняв, что из зоны конфликта не вырваться, решила разделиться. Отец и старший брат были в другом городе, телефонная связь в те годы была плохой, и они не знали, что с нами.
Я и мама остались в квартире русской соседки – она отдала нам ключи, а сама ушла к своей дочери. А мои младшие братья пошли в семью осетин–соседей: те, на свой страх и риск, решили их спрятать по старой дружбе.
Тимур взял нож и пообещал не дать убить себя и Рашида.
Мама плакала.
В квартирах ингушей били окна, выносили вещи, убивали хозяев. Это хаотичное безумие творилось у всех на глазах! В школах, больницах какие–то люди раздавали оружие: автоматы, пистолеты. Вооружали всех, кто поддерживал конфликт и принимал участие в этих преступлениях.
Трупы убитых людей были со следами пыток: женщины с перерезанным горлом, дети, о которых тушили сигареты…
Мы были в ужасе! Кто подстроил весь этот кошмар? Кто за этим стоит? Многие студенты были убиты на лекциях, работающие – на рабочих местах!
Так прошла первая неделя.
Добрый доктор
Мы не знали, что делать: выйти из Владикавказа оказалось невозможно. В этот момент приехал руководитель стоматологической клиники, где я работала, Борис Борисович К.
Осетин по национальности. Христианин.
Это был удивительный человек: всегда веселый, щедрый ко всем, готовый прийти на помощь. Офицер. Он воевал во Вторую мировую. Весь наш город знал его как талантливого доктора.
События на родине так поразили Бориса Борисовича, что он не смог не вмешаться: он поехал в наш район, надеясь, что мы еще живы, и он сможет помочь.
Он отыскал меня и маму в квартире Валентины, сказал:
– Вас в любой момент могут убить. В городе полно вооруженных людей, я неделю не мог пробраться к вам. Собирайтесь, спрячу вас в своем доме и никому не отдам.
Первыми мы отправили с ним наших мальчишек: боялись за их жизни.
Вторым рейсом он забрал меня и маму.
В его доме нас приняли как самых родных и близких.
– Если сюда ворвутся и захотят вас убить, то прежде они должны будут убить меня! – сказал человек из осетинского рода.
Борис Борисович жил в элитном районе Владикавказа, среди политиков и культурных деятелей. На всякий случай наша семья не говорила на ингушском языке: ведь и у стен есть уши.
Нам выделили большую комнату, обеспечили всем необходимым: едой, постельными принадлежностями, медикаментами. Родственникам Борис Борисович объявил, что все они страдают от страшного гриппа, и старался гостей не принимать, дабы никто не узнал о нашем местонахождении.
В каждой эпохе есть свой «каменный» век?
В это время мой отец рассматривал горы истерзанных трупов, привезенных из Осетии, искал нас. Платил взятки военным, чтобы его беспрепятственно пропустили в зону конфликта, расспрашивал соседей по дому. Услышав: «Их увезли» – начал раздавать поминания, предполагая, что в живых нас уже нет.
Через какое–то время мне удалось позвонить к нему на работу в Кабардино–Балкарию и сообщить, что мы живы.
…Из окон дома Бориса Борисовича был виден железнодорожный вокзал. Бесчисленные эшелоны военной техники приходили ежедневно: танки, БТРы, машины с оружием.
«Готовится грандиозная кавказская война, – как–то сказал наш спаситель. – Осетия, Ингушетия – это начало. Они пойдут на Чечню!»
Он как в воду глядел.
Пытавшихся спастись бегством ингушей ждала жуткая участь: ехавших на автобусах в село Эльхотово на мосту высаживали вооруженные люди. Надевали на них покрышки от машин и заживо поджигали. Люди катались, кричали и горели…
Те, кто пытались выйти из Осетии, пройдя над пропастью, часто с детьми срывались вниз с узкой тропы. Иногда мать принимала решение: кого из детей спасти – старшего или младшего? Одного прижимала к себе, другой летел в пропасть, не в силах удержаться за ее руку…
Борис Борисович сетовал:
– Если бы я знал, что такое будет! Я бы предупредил всех, кого смог!
Ему все время было плохо с сердцем.
Старик рыдал.
Потом мы заново учились жить
Потом, когда мы смогли встретиться со своими родными и оплакали друзей и знакомых, лишенные дома и имущества, попытались начать жизнь заново – я думала, что больше не улыбнусь никогда. Не смогу.
Мой брат, которому было четырнадцать – несколько месяцев не говорил.
Отец пережил инфаркт.
Я, ингушка, знаю, что есть достойные и хорошие осетины. Мы можем жить в мире.
И людей, и землю создал Аллах. Как можно сказать «ненавижу» из–за цвета кожи, одежды или веры? Ударить? Убить?
Всю нашу семью спас замечательный человек, осетин по национальности, доктор Борис Борисович К.,
Не так давно я узнала, что он умер. Всю свою жизнь перед ликом Всевышнего он творил добро».
Свободное копирование
