Алфавит я выучила довольно рано. Годам к шести читала легко и вдумчиво, потом с великим удовольствием пересказывала маме небольшие тексты из детских книжек, не упуская мельчайшие детали. Если находились другие заинтересованные слушатели, делала это чересчур рассудительно, эмоционально и увлечённо, стараясь не только поделиться впечатлениями, но привлечь к себе хоть мимолётное внимание.
Будучи прилежной первоклассницей, я внимала любимой учительнице и торопилась писать, настырно игнорируя нелепые палочки и крючочки. Новоявленные буковки не отличались изяществом и упорно не принимали правильный наклон. Каллиграфия меня не интересовала. Зато волшебная сила написанного слова очаровала на всю жизнь, затмив неприглядные неровности почерка. Смешные угловатые строчки до краёв наполнялись не красотой, а смыслом.
Даже банальная фраза из букваря про маму и раму оживала яркой картинкой: мама, накинув на себя старенький короткий халатик, неловко стоит на узком подоконнике и после долгой зимы натужно распахивает трухлявые оконные рамы. Они противятся её усилиям, корёжатся, поскрипывают, из узких и широких щелей густо сыплются пыльные ватные червячки, не пропускающие в дом студёные ветра, а солнечные лучи задорно пробиваются сквозь мутные стёкла. Взмах рукой, и мыльная вода стекает по ним крохотным бесшумным водопадом, оставляя шлейф весёлых цветных разводов. Кое-где образуются белые островки пушистой пены с тысячей блестящих пузырьков.
Небесная синь заливает нашу комнатку, ласковое весеннее солнце слепит небольно, дразнит, зазывая в милую игру. Я крепко жмурю глаза, затем слегка приоткрываю их и с восхищением ловлю радугу на дрожащих ресницах, утопая в беззаботной радости семилетнего бытия. Простые слова в моём воображении чудно переливаются разноцветьями и пропитываются сладким ожиданием новизны.
Первый опыт письма был сродни доброму волшебству. Потом под завесой сказочного интереса из ученических мук рождались другие слова, такие же кривые и корявые, как их предшественники. Отнюдь не глупые, они плавно сливались в забавные образы и ассоциации, порой не совсем понятные, но завораживающие, тянущие в неведомый мир, который хотелось скорее познать. Я часто бралась за ручку или карандаш.
Мы тогда жили в общежитии, которое в простонародье называлось коммуналкой. Мы – это я и моя мама, среднестатистическая неполная семья страны Советов. Наша маленькая светлая и тёплая комнатушка располагалась в конце куцего тёмного коридора, захламлённого от пола до потолка громоздкими пыльными соседскими вещами. Бок о бок проживали ещё четыре семьи.
У нас ничего лишнего не имелось, потому стандартная двенадцатиметровка казалась уютной и просторной, хоть служила одновременно столовой, залом и спальней. Я лучшего не знала, спартанский быт для многих малообеспеченных людей считался нормой.
Обычно я возилась с игрушками на видавшем виды широком кресле, к ночи замечательно превращающимся в кровать. Изрядно потрёпанные мишки да зайчики ютились в уголках, в центре по важности статуса располагалась «библиотека». Все книжки были читаны-перечитаны и почти выучены наизусть. Обновки покупались редко, я их берегла.