После смерти бабушки дед пить бросил. Дочь его была замужем, двое сыновей стали учителями и разъехались, так что он остался совсем один, пристрастившись к церкви, хотя никакой особой религиозностью до этого не отличался: как все, ходил туда по праздникам, а возвратившись, пил особенно крепкий чай. Теперь он проводил свои дни за чтением Библии и других церковных книг, хотя спорить о Боге и о религии, в отличие от своего дяди, не любил. По рассказам, тот был страстным спорщиком, трижды переходил к старообрядцам и возвращался в православие, но за всем тем пользовался уважением обеих церквей.
У деда же проявилась другая страсть — странствия по святым местам. Он побывал в Соловках, на Новом Афоне, дважды посетил Иерусалим. Дома у нас долго еще хранились привезенные им оттуда пахнущие кипарисом иконки, плетеные пальмовые листья, кусочки ладана, сложенные в тридцать три ряда свечи с пасхальной заутрени и громадные блестящие шишки ливанского кедра, из которых мы, дети, выковыривали для себя орешки... Дед Зосима отправился было в Иерусалим и в третий раз, но, отъехав недалеко от дома, простудился, получил воспаление легких и, возвратившись, вскоре умер на руках у своей дочери.
Что тянуло деда в постоянные странствия по монастырям и святым местам? Вряд ли только религиозное чувство. Скорее, та же страсть к передвижениям, за горизонт, что свойственна и птице, и зверю. Поколение деда, в массе неграмотное, знало еще крепостное право, и когда достигало возраста, в котором любой человек пытается осмыслить жизнь свою и других, искало разрешения этих вопросов в единственно доступной сфере — религии. Чтобы увидеть хоть что-то новое, на время забыть ту обстановку, в которой человек живет изо дня в день, люди отправлялись в путешествия по святым местам, представлявшим единственно доступное осмысление самого путешествия, к тому же и затраты на него были не велики.
Сейчас трудно представить, но еще во время моего детства в летнее время десятки тысяч богомольцев двигались по российским дорогам к дальним и ближним святыням. У нас под Рязанью особо чтимым считался Богословский монастырь, куда шло много женщин. Для них богомолье было отдыхом. Шли они по лугам, дорога была мягка для босых ног, краснели земляникой древние курганы, заходящее солнце купалось в Оке, над водою с криком носились ласточки. Удивительная красота открывалась вокруг! Сколько новых лиц, рассказов на привалах... А впереди на горе уже поднимаются стены монастыря, кресты его золоченых глав и высокая колокольня, с которой плывет на много верст над Окой гул большого колокола. Там ждут каждого богомольца, каждому, как бы он ни был беден, найдут место по его достатку, каждого накормят и напоят, и каждый сможет отдохнуть, просветлиться душой в храме и уйти отсюда наполненным новой силой, новыми надеждами и примиренностью с жизнью...
Свободное копирование
