916 заложников. 42 чеченских боевика. 200 спецназовцев. 10 лет назад в Доме культуры завода "Московский подшипник" разыгралась трагедия. Осада, длившаяся трое суток, завершилась штурмом. Чтобы нейтрализовать террористов, в зал был пущен газ, состав которого засекречен до сих пор.
Муса Бараев и его люди были ликвидированы. Погибли 130 заложников, в том числе — 10 детей.
Справка
Террористический акт на Дубровке, также упоминаемый как "Норд-Ост" — террористическая акция в Москве, длившаяся с 23 по 26 октября 2002 года, в которой группа вооружённых боевиков во главе с Мовсаром Бараевым захватила и удерживала заложников из числа зрителей мюзикла "Норд-Ост" в здании Дома культуры ОАО "Московский подшипник".
Боевики были вооружены огнестрельным оружием, боеприпасами и взрывными устройствами. Общее число захваченных заложников составило 916 человек. Целью террористической акции было нарушение общественной безопасности, устрашение населения и оказание воздействия на органы власти Российской Федерации по принятию решения о выводе войск с территории Чеченской Республики.
Бойцы спецназа рассказали, как освобождали заложников "Норд-Оста"
В результате операции по освобождению заложников были ликвидированы все террористы и освобождено большинство заложников. В общей сложности, по официальным данным, погибли 130 человек из числа заложников (по утверждению общественной организации "Норд-Ост", 174 человека).
Что на самом деле происходило во время осады и штурма, впервые подробно решили рассказать бойцы Управления "А" ("Альфа"), Центра специального назначения ФСБ России, которые вместе с коллегами из Управления "В" ("Вымпел") принимали участие в освобождении заложников.
Лица действующих сотрудников спецподразделений обычно тщательно скрыты от публики в целях безопасности.
Мои собеседники — полковники Виталий Демидкин и Александр Михайлов — ныне в запасе. Оба — легенды спецназа, кавалеры боевых орденов, за плечами которых десятки операций в Афганистане, Чечне, Буденновске, Беслане, Белом доме... День 26 октября 2002 года, когда штурмом брали захваченный чеченскими боевиками Театральный центр на Дубровке, стал для них вечной болью. Оба в тот день шли во главе штурмующих групп.
Виталий Демидкин: 23 октября отдел, которым я руководил, находился "на сутках". Я отработал до шести вечера, поехал домой, в пути меня и застал сигнал боевой тревоги. Экипировался, вооружился и с попутной машиной поехал на Дубровку. Около Дома культуры уже стояли несколько наших автобусов. Отдел наш был разделен на две части. Одни сотрудники располагались в автобусе, который стоял недалеко от центрального входа. Другие бойцы, во главе с Эдуардом Кругловым, заняли позиции в экзотическом клубе (гей-клубе столицы "Центральная станция-2", прозванном молодежью "Голубая устрица". — Авт.), который находился в торце центра.
Александр Михайлов: Мы с ребятами 25 октября должны были ехать в командировку на юг. Перед поездкой встречались с ветеранами первого отделения, потом стартовали на машине Игоря Орехова по домам, вдруг пейджер стал шуметь боевую тревогу — раздался особый звуковой сигнал. Тут же завернул на работу, где узнал: террористы захватили ДК, заложников — под девять сотен. Машины стояли "под парами", экипировавшись, с коллегой Вячеславом рванули на Дубровку. На месте уже формировался штаб по освобождению заложников.
Бойцы спецподразделений стали проводить рекогносцировку здания театрального центра.
Александр Михайлов: Была поставлена задача: осмотреть здание и найти пути проникновения внутрь. Под присмотром наших снайперов полезли на крышу, в помещении, предназначенном для электриков и лифтеров, обнаружили скрывающихся людей. При нападении боевиков 5 технических работников центра сумели подняться наверх и запереться в служебной комнате. Увидев нас в камуфляже, они затаились, приняв нас сначала за бандитов. Дали о себе знать, только разглядев наши славянские лица. У одного из рабочих из-за стресса начался приступ эпилепсии. Нам пришлось его эвакуировать.
Виталий Демидкин: "И тут на крыше нас троих засняли операторы одного из центральных каналов и сразу же показали по телевизору в прямом эфире. Наши действия в режиме онлайн видела на экранах вся страна, в том числе и террористы. В штабе все разом крыли корреспондентов, не стесняясь крепких выражений".
Александр Михайлов: "Это могла быть съемка "на крови". Представляете, нашли мы этот проход, а когда бы пошли выполнять задачу — он оказался бы уже заминированным, вся группа разлетелась бы на куски, лопатами нас потом пришлось бы собирать... Только спустились с крыши, сели перекусить, как звучит команда: "Срочно на угол клуба, там две девчонки выпрыгнули из окна, у одной повреждены ноги". Добежали с напарником Михаилом до угла, прикинули — до девчонок метров 15, рванули, как на стометровку. Одна из них ревет в голос, та, у которой вывихнуты ноги, наоборот, молчит. Только когда я ее подхватил, скомандовал: "Обхвати меня на шею", девчонка пропищала: "Дяденька, вы меня спасете?" Я в ответ басом: "Постараемся!" Только выдвинулись, по нам вдарили со всех сторон по полной программе. Благо, ребята прикрывали. Майор Константин Журавлев решил отвлечь бандитов, выскочил, стал целиться в того, кто по нам бьет. Его ранило рикошетом. Мы только за угол забежали, пошли взрывы из подствольного гранатомета, и меня Сергей Чернов с ног сшибает, кричит: "Ты как?" Друг закрыл меня от осколков, а я давай его ругать вместо благодарности. Упал-то на локти, больше думал о девчонке с поврежденными ногами. Потом подъехала "скорая", Лену Зиновьеву и Свету Кононову увезли в штаб, потом в больницу".
А тем временем один из рабочих театрального центра, который с коллегами успел укрыться в подвале, сумел дозвониться своему руководителю, инженеру по технике безопасности. И сообщил: "Нас тут трое, мы два дня лазим по коммуникациям. Заберите нас отсюда".
Виталий Демидкин: Оперативный штаб решил послать в подвал передовую группу. Эта операция была поручена моему отделу. Спускались в подземелье по пожарной лестнице. На втором этаже периодически появлялся боевик. Чтобы издалека были слышны любые шаги, террористы разбросали по коридорам битые стекла. Но и поступь боевика прослеживалась четко. Как только его шаги отдалялись, под прикрытием Вадима Росщепкина и Михаила Короткова мы двойками и тройками спускались с черного входа в подвал. В одной из подсобок и нашли рабочих. Они кинулись к нам на шею, как к родным. Мы принесли им минералку, хлеб с колбасой. Благодарил и Василий, тот, который звонил. Он никак не предполагал, что через минуту, как Штирлиц, услышит: "А вас, Вася, я попрошу остаться". Я поразился этому парню. Другой бы послал нас куда подальше, сказал бы, что не военный, что не обязан... А этот даже глазом не моргнул, остался с нами, показал нам хитрые проходы в переплетении труб. Чего греха таить, после звонка из подземелья были и опасения: "А вдруг это засада? А Василий на самом деле пособник террористов или звонил под дулом автомата". Но Василий оказался мировым парнем. Бутылка воды и бутерброды — наверное, его больше никак и не отметили.
"Работать на уничтожение"
А четыре другие группы подразделений "Альфы" и "Вымпела" отрабатывали свои действия перед штурмом на аналогичном объекте — в Доме культуры "Меридиан" на Профсоюзной улице.
Александр Михайлов: В "Меридиане" собрались руководители отделов, были нарезаны сектора для зачистки, определены зоны ответственности каждой из групп, проведены тренировки. К тому времени мы уже знали, что в центре зрительного зала и на балконе боевики поставили два металлических баллона — ресиверы от "КамАЗа", внутри каждого разместили 152-миллиметровый артиллерийский осколочно-фугасный снаряд, обложенный пластитом. Были у них и дублирующие системы минирования. Среди заложников был подполковник ФСБ, который давал очень серьезную информацию по сотовому телефону. Его знакомые вышли на оперативный штаб, и он сообщал уже напрямую о передвижениях боевиков, чем они вооружены, о рядах и местах, где сидят женщины-террористки с поясами шахидок. Вся эта информация анализировалась. Проводилась работа и с заложниками, которых отпускали бандиты.
26 октября в 5 утра бойцы спецподразделений услышали по рации: "Внимание, внимание всем! Говорит Гром, всем группам штурм, штурм, штурм!" Приказ визировали Генеральный прокурор и все руководство от МВД и ФСБ.
Из подствольных гранатометов спецназ открыл огонь по огромному рекламному плакату с надписью "Норд-Ост", который закрывал окна второго этажа на фасаде здания. Террористы решили, что ворвавшийся в здание спецназ забрасывает их гранатами, стали палить в сторону балкона, отвлекшись от заложников и взрывных устройств.
Александр Михайлов: Наша группа шла через гей-клуб. Технари нашли нужную стеночку, разобрали ее по кирпичикам. Это был ранее замурованный вход. Наступали вместе с ребятами из "Вымпела", каждый бежал в свой сектор, по своему маршруту. Все знали свою задачу от и до. Когда оказались в зале, на сцене шла стрельба. Вся боевая операция заняла не более 15 минут. Террористы были уничтожены.
Заложники в зале были в полной отключке. Люди спали в креслах, открыв рты, с мутными глазами. Кто-то валялся на полу с пеной у рта, кто-то блаженно улыбался... Мы тогда не представляли, какой эффект будет от пущенного газа. То, что будет применяться спецсредство, мы узнали за 1,5 часа до штурма. У меня в группе было десять человек, все были в противогазах. По ходу штурма разбили все окна в фойе. 40 минут, будучи в тяжелых бронежилетах, мы таскали на себе заложников. Дышать было тяжело, все текло... Мы подумали: стекол в окнах нет, идет приток свежего воздуха, время прошло, и стянули противогазы. За что потом и поплатились.
— Вы вкалывали себе антидот — лекарственное средство, которое ослабляет действие яда на организм?
— Антидоты у нас были, но в моей группе ими никто не успел воспользоваться. Да мы тогда и не видели в этом необходимости. Между тем пять человек наглотались по полной программе. У одного работника из штаба маску пробило, он упал, потерял сознание. Посмотрели, думали, что контузия, там взрывы кругом были. Потом поняли, что он надышался газа, потому и упал.
Вытаскивая в фойе заложников, мы передавали их с рук на руки двум нашим девушкам. Оценив их состояние, они делали пострадавшим уколы.
— Они были врачами?
— Это были наши сотрудницы из управления "А", у нас у всех есть определенные медицинские навыки. Другое дело, что антидотов было ограниченное количество: у каждой порядка 30 шприцев.
— Почему же прибывшим потом врачам не сказали, что входит в состав антидота? Они не знали, как выводить пострадавших из бессознательного состояния.
— Это вопрос надо адресовать к тем, кто пригласил "химического работника", который работал над составом газа.
— Можно ли было обойтись без газа?
— Можно, но тогда жертв было бы еще больше. Мы же не знали, где находится та основная кнопка, после нажатия которой может обрушиться 200-тонный потолок. Начался штурм, любой из террористов мог произнести: "Аллаху акбар" — и замкнуть контакты. Поэтому был приказ: "Работать на уничтожение".
Подрыв мог случиться в любую секунду
А вот как вспоминает штурм полковник Виталий Демидкин:
— Мы проникали в здание из подвала. Перед тем как выдвинуться на исходные позиции, заскочили в помещение, где оставили бронежилеты, взяли в дополнение к пистолетам автоматы. Был приказ пользоваться не боевыми гранатами, а светошумовыми. Как раз успели к середине штурма. С нами действовал Вадим Росщепкин, у которого за несколько часов до штурма закончился контракт. Он мог спокойно сдать оружие начальнику отделения и удалиться, но сказал мне: "Нет, Виталий Николаевич, оставьте, пожалуйста, меня в строю. Если вы прикажете, я все равно буду действовать даже без оружия". Он штурмовал "Норд-Ост", будучи уже гражданским человеком.
Первая мысль, когда мы зашли в зрительный зал, была: "Надо же, мы бежали освобождать заложников, а террористы нас опередили — убили всех". Через секунду-другую я услышал храп и включился: "Да они же все спят, надо их эвакуировать". Первым я вытаскивал на себе мужчину ростом под 180 сантиметров. Человека, который обмяк, как тряпка, нести очень сложно, он весь расплывается на тебе, соскальзывает. Таскали потерявших сознание заложников и на спине, и под мышкой. Выносили в фойе, клали набок.
Нам выдали перед штурмом коробочки с антидотом. Я им не воспользовался, другие ребята, знаю, друг другу его вкалывали. После штурма мы достали шприцы, снимали колпачки, впрыскивали лекарства заложникам прямо через одежду. Конечно, запасы антидота были ограничены.
— Почему врачей и медсестер со "скорых" пустили к зданию только через 40 минут?
— Шла операция по обезвреживанию взрывных устройств. В помещениях работали взрывотехники. Мы могли запустить медиков в зал, но вдруг произошел бы дистанционный подрыв из соседнего здания, и жертв было бы намного больше. Потом народу прибавилось, прорвался кто-то из оцепления, медики делали искусственное дыхание изо рта в рот, кто-то пытался завести сердце непрямым массажем сердца. Доносились реплики: "Ну что тут делать? Он уже готов. Пульса нет. Человек ушел". Ребята-врачи работали самоотверженно. Но они не боги.
— На какое количество жертв рассчитывали вы?
— На уровне штаба прогнозировалось: будут потери, убитые и раненые, много человеческих жертв, возможно, от минно-взрывных травм.
— То есть ждали подрыв?
— Любой из нас понимал, что подрыв может случиться в любую секунду. Дом культуры был заминирован, взрывчатки хватило бы, чтобы сравнять все здание с землей. Один оставшийся в живых террорист мог привести всю цепь в действие. Боевики могли пустить нас в зал, а потом снаружи с помощью радиосигнала подорвать здание. В живых осталось бы не больше 10–15% заложников.
— Значит, вы были практически смертниками?
— У меня такое чувство оставалось до последних минут, пока мы не сели в автобус. Когда нас перед этим построили рядом со зданием ДК, мелькала мысль: ну вот, сейчас какой-то недобитый бандит нажмет на кнопку потайного взрывного устройства... Другое дело, что каждый в нашем подразделении способен перебороть чувство страха. А иных в "Альфе" и в "Вымпеле" нет.
— Почему же тогда ни один из террористов не замкнул контакты, не взорвался? Ведь у них было время, действие газа не было мгновенным?
— Вероятно, ждали приказа, а тот, кто должен был его отдать, был мгновенно убит или заснул под воздействием газа. Наши бойцы успели обезвредить террористов, натянувших респираторы. На доли секунды они оказались быстрее.
— Некий Ханпаши Теркибаев уверял, что вышел из здания на Дубровке за день до штурма. Он же утверждал, что взрывчатка была всего лишь муляжом.
— Взрывчатка была самая настоящая, на это есть заключение экспертов, материалы следствия. Взрывотехники рассказывали, что у шахидов на сцене и в зале стояли бомбы с хитрым механизмом, они должны были сработать на обезвреживание. Нашим спецам пришлось повозиться.
Тем более, как выяснилось впоследствии, взрывные устройства для террористов готовил вышедший в отставку майор ГРУ Арман Менкеев.
— В подвале было помещение, из которого нагнетался усыпляющий газ. Вы участвовали в этой операции?
— Нет, там действовала особая команда.
Те, кто помогал закачивать газ в вентиляционную систему, обмолвились, что баллонов было не больше десяти, они были в длину примерно сантиметров 40 каждый. Специалиста-химика, составившего смесь, ждали долго. Чтобы добраться до Москвы, ему требовалось несколько часов.
"Все, что от нас зависело, мы сделали"
— Что чувствовали после окончания боевой операции?
Виталий Демидкин: Подумал: "Боже, как же хорошо жить! Спасибо, Всевышний, что ты оставил меня на земле!" Позвонил маме, жене, сказал коротко: "Живой!"
Александр Михайлов: Построились, обнялись, поняли, что без потерь, есть несколько раненых и контуженных. Знаете, что самое страшное для командира? Если ты вдруг случайно остался жив, а все твои ребята остались под грудой металла, и ты ходишь и плачешь в их семьи... Поэтому у нас в подразделениях начальники отделов, полковники и подполковники пошли с ребятами на штурм, чтобы разделить эту учесть: или победить — так вместе, или погибнуть — так с песнями.
— Было озвучено, что эта операция одна из лучших.
— Нам приятно было услышать оценку профессионалов — зарубежных специалистов, что работают по антитеррору, руководителей спецподразделений SAS из Великобритании, "Дельты" из США, израильского Моссада. Они считали, что мы сделали невозможное: из 900 человек спасли 770. А всем "теоретикам" по борьбе с террористами, кто доподлинно знает, как спасать заложников, я хочу сказать: "Надевайте жилеты — и вперед!"
Виталий Демидкин: Из состава подразделений Управлений "А" и "В" не погиб ни один боец. Но, к сожалению, погибли 130 заложников. Я слышал, что одна из женщин была беременна, значит, погибших — 131. Осталось чувство некой досады, неудовлетворенности. Но все, что от нас зависело, мы сделали. К сожалению, мы не изобретали этот газ. Люди были трое суток обезвожены, обездвижены и тем ослаблены. Многие из них, запрокинув голову, отвалились назад, языки запали, люди задохнулись. Я вспоминаю учительницу, которая привела на мюзикл свой класс. Они сидели на балконе, газ поднимался вверх, его концентрация там была наибольшая. У детей организмы послабее, чем у взрослых. Преподаватель сказала им: "Ребятки, как только вы почувствуете газ или дым, берите свои шарфики или края рубашек, смочите их водичкой и дышите только через ткань". Никто из ее класса не погиб. Эта женщина еще помнила учебную тревогу по гражданской обороне, которую устраивали им в школе. Если бы каждый знал, что при угрозе отравления, прежде чем отключиться, нужно лечь лицом вниз, жертв могло быть меньше.
Неразберихи на "Норд-Осте" было, конечно, достаточно. Например, когда медики стали заезжать, не все "скорые" из-за скопления машин смогли проехать. Можно бы было каким-то службам расчистить дороги, подогнать эвакуаторы. Можно бы было прямо на площади перед ДК разбить быстро медицинские палатки. Но сейчас легко рассуждать. Кто знает: могли тронуть любую из машин, а она бы взорвалась.
— Почувствовали на себе последствие газовой атаки?
— 30 октября всех, кто был непосредственно в зале, послали на комиссию. Многих ребят "посадили на уколы", чистили организм. Я сам 15 дней был на капельницах. Медики объяснили, что этот газ действует на самые уязвимые места в организме. У наших ребят у кого почки прихватило, у кого печень. У некоторых началась депрессия.
Виталий Демидкин: На протяжении двух недель у меня сильно болела голова и давление сильно скакало, только было высоким, через полчаса — уже пониженное.
— После "Норд-Оста" пять человек получили звезду героя: один боец из группы "Альфа", один — из "Вымпела", первый замдиректора ФСБ генерал Проничев, руководитель штаба по освобождению заложников генерал Тихонов и химик, пустивший газ в театральный центр. Все ли на самом деле герои?
Виталий Демидкин: Для настоящего бойца важно, чтобы ему отдавал приказ полковник или генерал не из кабинетных, а тот, кто сам смерти смотрел в глаза. Один из них — Александр Тихонов, начальник Центра специального назначения ФСБ России. Награду он получил заслуженно. Я видел его в действии на многих операциях, он первым заходил в те объекты, которые мы штурмовали. И на "Норд-Осте" с риском для жизни он лично обследовал все это здание не только снаружи, но и изнутри. Если бы не Тихонов, потерь было бы намного больше.
— Офицеры шли на смерть. У нас как бывает? Когда победа, желающих получить дырку для ордена полно, — говорит президент Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора "Альфа" Сергей Гончаров. — Как только трагедия, виновных не найдешь. Я вас уверяю: если бы была неудача, отвечали бы простые офицеры. Конечно, звездочек Героев надо бы добавить ребятам из "Альфы" и "Вымпела", непосредственно участвовавших в штурме. Но нельзя умалять заслуг и тех, кто взял на себя огромную ответственность, организовывая операцию по спасению заложников. Представляете, какой был пресс? Весь мир следил за событиями на Дубровке. Тот же газ — надо было точно рассчитать его концентрацию, учесть объем замкнутого пространства, дозу. Малейшая ошибка — и могли не встать все 900 человек. А имя специалиста-химика, я думаю, будет рассекречено лет через 50, не раньше.
Светлана Самоделова
Источник: https://www.mk.ru/social/2012/10/24/765647-dyadenka-vyi-menya-spasete.html
Опубликовано в газете "Московский комсомолец" №26076 от 25 октября 2012
