Мы еще не успели подготовиться к завтраку, как дверь камеры с громким щелканьем замка открылась. Принесли завтрак. Несмотря на усиленные уговоры моего сокамерника, естественно, есть я ничего не мог. Отдохнуть на кровати я тоже не мог. Да это и не разрешалось. Прошло немного времени, и вдруг дверь опять открывается, и меня вызывают на «допрос». Подчеркиваю, надзиратель сказал, что меня вызывают на допрос, а не для работы, о чем меня, как я уже указывал, предупреждали. Я быстро собрался и гут же последовал за надзирателем внутренней тюрьмы. У выходной двери на лестничную площадку повторилась утренняя процедура, только в обратном порядке. Дверь открылась, и, оформив какую-то записочку, часовой передал меня конвоиру. Вновь был проделан уже знакомый путь «государственного преступника» по коридорам.
Меня доставили не в кабинет Кулешова, а в кабинет генерал-лейтенанта Леонова, как мне тогда сказали, начальника следственного отдела ГУКР НКВД СССР. Там находилось несколько человек, в том числе и его заместитель Лихачев, которого я видел в первый раз, и уже знакомый мне следователь Кулешов.
Генерал майор обратился ко мне очень вежливо, если не сказать, как мне тогда показалось, дружелюбно. Он сообщил, что по моей просьбе о выделении мне стенографистки принято решение о предоставлении в мое распоряжение двух стенографисток.
Начальник следственного отдела не постеснялся повторить сказанные мне ночью слова Абакумова о том, что им обо мне все известно, что мне лично ничего не угрожает и я после окончания предусмотренной «работы» вместе с Кулешовым смогу «продолжить» предусмотренные мною доклады, и том числе и не только в «Центре», а затем вернусь, перед тем как направлюсь на отдых в какой-либо санаторий, домой в Ленинград, к моим родителям. Больше того, явно желая меня успокоить, он подчеркнул, что на вполне заслуженный и необходимый отдых я буду направлен в хороший санаторий. Понятие «Смерш» и имя И.В. Сталина, возможность моего приема у него для доклада и на этот раз не упоминались. Я мог только предполагать, что Леонов имел в виду и эту инстанцию.
Беседа в этом кабинете была весьма непродолжительной. Никто из присутствующих не обронил ни слова. Вел разговор только сам генерал-майор. Хочу подчеркнуть, что Леонов очень мило со мной попрощался и высказался о скорой новой встрече. Все сидевшие в кабинете наклонили головы, и я мог понять, что они тоже прощаются со мной в вежливой форме. После этого я вместе с Кулешовым проследовал уже в принадлежащий ему кабинет.
Кулешов и на этот раз продолжал держаться довольно вежливо. На столике, за которым я должен был сидеть, лежала пачка сигарет и коробок спичек. Мы закурили, хозяин кабинета сел за свой стол и тут же позвонил по телефону и попросил принести кофе.
Ссылаясь на свое начальство, Кулешов предупредил меня о том, что мы не должны терять времени, а поэтому немедленно приступим к работе. Сняв вновь трубку телефона и набрав номер, Кулешов пригласил, видимо уже ожидавшую нас, стенографистку, которая явилась незамедлительно. Тоже вежливо поздоровавшись, она села за стол сбоку от Кулешова. Мы начали усиленно работать, я диктовал стенографистке все, что считал нужным, – правда, большая часть уже входила в привезенный мною доклад, но все, же кое-какие уточнения и добавления я считал необходимым внести.