Несколько дней провел в тяжелых условиях в своей камере с круглосуточным ношением наручников. Видимо, Гиринг решил дать мне возможность осмыслить его предложение о сотрудничестве. Я мог только предполагать, что это сотрудничество должно выражаться только в выдаче наших разведчиков и источников, то есть в прямом предательстве по отношению к лицам, настроенным против нацистов, сотрудничавших с советской разведкой. На это я согласиться не мог. Я не мог забыть, что из-за меня уже страдает абсолютно невиновная Маргарет.
Совершенно неожиданно для меня надзиратели распорядились, чтобы я подготовился к вызову в гестапо. Вскоре на автомашине я был под усиленным конвоем и даже с надетым на голову капюшоном доставлен на рю де Соссэ. Опять меня препроводили в кабинет Гиринга, где находился еще один человек, которого я увидел впервые.
Гиринг спокойно спросил: «Итак, слушаю ваше решение. К какому выводу вы пришли? Принимаете ли вы наше предложение?»
Тоже сохраняя спокойствие, я ответил: «Мое решение остается без изменений. Оно вам уже хорошо известно!»
Обращаясь к сидящему в кабинете человеку, криминальный советник дал указание начать следствие по моему делу. Он, стоя выслушав указание, в грубой форме предложил мне следовать с ним. Провел меня в другой кабинет, где начал допрашивать.
Прежде чем начать задавать вопросы, следователь указал, что, очевидно, мне известно о том, что произошло в Берлине с ранее арестованными советскими разведчиками резидентуры Шульце-Бойзена – Харнака. Я ответил, что частично мне известно, но Шульце-Бойзен не был советским разведчиком, а был патриотом, антифашистом, в чем я убедился при встрече с ним.
Свободное копирование
