Прощание с Родиной. В дальний путь - 2

Вот именно на этом «но...» я хочу сейчас остановиться. К моей радости, в связи с задержкой оформления документов на выезд за границу я мог еще раз навестить моих родителей. Естественно, Ивана Алексеевича в Ленинграде уже не было. Приехав домой и оставшись как-то вечером с глазу на глаз с отцом, я впервые услышал решительный упрек в мой адрес. Он сказал:

– Я уже давно понял, что ты не всегда все говоришь о своей работе. Я считал это вполне допустимым... Но никогда не мог себе представить, что ты, кроме того, научился врать! Так кем ты был в Испании, журналистом, и только? Теперь мы знаем благодаря рассказам Ивана Алексеевича, что ты совершил с ним опасный переход на подводной лодке, фактически будучи его помощником, и спас ему жизнь. Зачем тебе понадобилось врать?

Признаюсь, услышанное меня не только поразило, но и весьма огорчило. Я действительно никогда не врал. Мое участие в переходе на подводной лодке, а точнее, вообще несение службы на таковой я скрывал не только от родителей, но и от всех только потому, что после возвращения из Испании нам не рекомендовали рассказывать об участии в боевых операциях. Возникал, естественно, вопрос: зачем понадобилось Ивану Алексеевичу обо всем этом рассказывать моим родителям, имел ли он на это право?

Этот разговор с отцом я переживал довольно долго. Мне очень хотелось бы поговорить с И.А. Бурмистровым, но как это сделать? Он в Севастополе, а я в Москве, до моего отъезда из Советского Союза оставались считанные дни. Все зависело от готовности моих документов.

Мне повезло, я снова встретился с моим бывшим командиром в Москве. На мой вопрос, почему он раскрыл карты о моем участии в боях в Испании моим родителям, он ответил, что К.Е. Ворошилов разрешил рассказывать об этом после присвоения ему звания Героя Советского Союза.

Неожиданной была у меня в Москве еще одна запомнившаяся встреча. Елена Евсеевна сообщила по телефону из Ленинграда, что ей нужно побывать в Москве. По ее словам, это было связано с ее намерением защитить кандидатскую диссертацию. Она не хотела останавливаться у своих друзей, а поэтому поинтересовалась, не смог бы я помочь ей получить номер в одной из гостиниц.

Не помню, по какой причине, но в гостинице «Националь», где я проживал, свободных номеров не оказалось. Не было их ни в гостинице «Москва», ни в «Метрополе». Я посоветовался с комбригом Брониным. Вопрос был решен совершенно неожиданно. Ляле был предоставлен на дни ее пребывания в Москве мой номер в «Национале», а мне надлежало переехать на это время в более дорогой номер в гостинице «Метрополь».

К великому нашему сожалению, ни у нее, ни у меня почти не было времени, чтобы вместе провести дни ее пребывания в Москве. Тем не менее, мы пару раз виделись. И здесь я не нарушил привычного порядка допустимых отношений между даже очень любящими друг друга молодым человеком и девушкой. Эти отношения могли максимально быть ограничены поцелуем, и то довольно редким. Воспитанные в хороших семьях молодые люди в те годы не допускали более близких внебрачных отношений.

Признаюсь, Ляля в те годы мне очень нравилась, но в наших даже очень дружеских отношениях были, да будет позволительно так сказать, некоторые темные пятна. Это касалось, прежде всего, максимальной сдержанности со стороны Ляли в части событий, связанных с её отцом и заменившим его отчимом. Не буду на этом вопросе долго останавливаться. Это их частное семейное дело. Смущали некоторые слухи, дошедшие до меня совершенно неожиданно, но из достоверных источников. Это касалось отношений между нею и известным кинодеятелем Р.К. И это её частное дело, но на моем отношении к ней не могло не отразиться.

В один из немногих проведенных вместе вечеров Ляля предупредила меня, что к ней вечером придет ее подруга М., жена известного уже тогда летчика, и с ней придет один мужчина, с которым у нее серьезный роман. Узнав намеченное время прихода, я предложил заказать столик в ресторане для совместного ужина, что и было сделано. Каково же было мое удивление, когда вместе с М. в номер прошел К., с которым я в Ленинграде вместе учился на курсах противовоздушной обороны. Мы не виделись много лет, но сразу узнали друг друга и крепко обнялись. Я знал его первую любовь, но не хотел расспрашивать о ней в присутствии М.

У нас состоялся очень интересный разговор. Оказалось, К. в это время работал начальником 1-го отдела наркомата, связанного с авиацией, который возглавлял в то время один из братьев Л.М. Кагановича.

Из разговора с К. я узнал, что он только недавно вернулся из Чехословакии. Естественно, он не рассказывал подробно о цели своей поездки и выполненного задания. Тем не менее, я мог понять, что связано это было с принятием мер по предотвращению возникновения Второй мировой войны.

В своей беседе со мной К. напомнил, что, несмотря на все высказывания руководителей западных держав, 14 марта 1938 г. после капитуляции правительства Австрии Гитлер своим указом объявил эту страну провинцией рейха. Таким образом, план операции «Отто» о вторжении вооруженных сил Германии в Австрию был успешно выполнен. Нас настораживало и то, что 2 апреля правительство Великобритании признало аншлюс Австрии, это же сделало и правительство США.

Мы вспоминали все, что происходило на протяжении почти целого года, отделявшего нас от событий в Австрии. Некоторые дальновидные политики предупреждали, что Германия готовится к осуществлению своих агрессивных планов и одним из первых шагов в этом направлении Гитлер видит воссоздание территории бывшей Австро-Венгерской монархии. Для Германии важно было только одно, чтобы территория, подчинившись рейху, приблизила возможность продвижения его войск на Восток.

Елена Евсеевна, видимо решив проявить себя перед подругой и сопровождавшим ее мужчиной, прервала нашу беседу, заявив, что события в Испании, в которых мы принимали участие, говорят о том, что Гитлер собирается воевать не только против коммунистов, то есть против Советского Союза, но и против ряда европейских государств. Мы уже знали тогда, что 1 апреля 1939 г. вся территория Испании находилась под оккупацией мятежников и итало-германских интервентов. Правда, мы еще не слышали подробности о том, как удалось интервентам вступить в Мадрид, о том, что это произошло в результате предательства испанского полковника С. Касадо, командовавшего армией центра. Больно было сознавать, что правительство Великобритании и Франции уже 27 февраля 1939 г. признали правительство Франко, разорвав дипломатические отношения с законным правительством республиканской Испании. 1 апреля правительство США, в свою очередь, признаю франкистский режим в Испании. Мы не могли предвидеть и того, что остается только шесть месяцев до начала Второй мировой войны.

В беседе мы останавливались на многих вопросах, связанных с возможностью начала военных действий Германии–Италии–Японии. Естественно, нас настораживало и, больше того, возмущаю то, что происходило в мире. Нет, я убежден, что сейчас нет необходимости останавливаться на отдельных вопросах, касающихся напряженной предвоенной обстановки. Теперь всем это уже знакомо в деталях.

Никто из сидевших в ресторане за столиком не мог себе представить, что происходило в моей душе.

Я не хотел делиться своими мыслями ни с кем. С теми моими друзьями и знакомыми, родственниками, с которыми я встречался, мне казалось неуместным касаться политических вопросов, тревоги за будущее мирное существование народов. Это объяснялось не только тем, что я сам не мог себе еще четко представить, что всех нас ждет впереди, но и тем, что это могло вызвать подозрение в части моей будущей работы, о которой я не хотел, да и не имел права говорить.