Вскоре Николай Герасимович, ознакомившись с докладами Ивана Алексеевича, посоветовавшись с ним, договорился с командующим республиканским флотом о назначении И.А. Бурмистрова командиром подводной лодки «С-1». Это было первым назначением советского добровольца – военного моряка, командиром корабля. До этого они являлись только советниками при испанских офицерах, командирах кораблей и офицерах штабов флота и базы. Правда, позднее, к моменту моего прибытия в Картахену, наши моряки частично командовали и торпедными катерами.
Положение советских военных в Испании было очень ответственным и тяжелым. В особенности это касалось советников на флоте. По существу, они не имели никаких прав, но в то же время в определенной степени отвечали за состояние и действия кораблей, флота в целом, а также и военно-морской базы. Для успешной работы им было необходимо не только тщательно изучить часто менявшуюся обстановку, а для этого хорошо разбираться в морских картах, но и в достаточной степени освоить особенности конструкций кораблей, их боевого вооружения.
Всем советникам, а особенно тем, которые были направлены на республиканский флот, для успешной работы следовало хорошо узнать испанцев, с которыми в дальнейшем надлежало нести службу. Только благодаря своим профессиональным знаниям, умением держаться советник мог завоевать себе авторитет, должное почтение и дружелюбие.
Все это очень хорошо понимали, и ставший после отъезда на Родину Н.Г. Кузнецова главным военно-морским советником В.А. Алафузов постоянно чувствовал, какой огромный авторитет и нескрываемое уважение сумел завоевать Николас (так испанцы называли Николая Герасимовича), а поэтому испанские моряки и наши советники жалели, что он был отозван в Москву слишком рано.
Командирам-подводникам приходилось еще сложнее, чем советникам на кораблях. Каждый из них был один, в лучшем случае вдвоем с переводчиком на корабле. Его окружал испанский экипаж, а в преданности республике всех его членов, офицеров и матросов, старшин он не мог быть уверенным. Надо было в достаточной степени освоить сложную иностранную технику, во многом отличающуюся от отечественной. Недостаточное знание испанского языка затрудняло непосредственное общение с экипажем, а как следствие – возможность установить надлежащий личный контакт с офицерами и матросами. Кроме того, на подводной лодке, где от молниеносного исполнения получаемой команды зависит не только успех операции, но и сохранение самой подлодки и жизни экипажа, командовать с помощью переводчика было почти невозможно. Наши советские командиры-подводники должны были иметь минимальный запас испанских слов, достаточный для того, чтобы суметь отдать необходимую срочную команду.
Какова же роль в этих условиях принадлежала адъютант-переводчикам?
Из рассказов Николая Павловича Египко и Вальдеса, а после прибытия в Картахену и Ивана Алексеевича Бурмистрова мне становилось все более понятным, что круг обязанностей адъютант-переводчика на подводной лодке был очень широк. Прежде всего, не должен был забывать, что он не просто переводчик, а офицер республиканского флота. В его обязанности входил перевод морякам подчас очень сложных объяснений командира во время занятий по подготовке и разбору отдельных операций и боевых выходов. Он должен был помогать командиру во всех его начинаниях, направленных на укрепление дисциплины среди экипажа, наведение должного технического порядка на лодке. В дальнейшем моя работа с И.А. Бурмистровым шла по всем этим направлениям, а в период подготовки перехода подлодки «С-4» и во время его осуществления мои обязанности еще больше расширились. Приходилось иногда непосредственно замещать командира на отдельных боевых постах.
Свободное копирование
