И вот наступил день, когда я, студент института, комсомолец, общественник, много лег пользовавшийся доверием не только моих товарищей, но и ряда видных руководящих партийных и советских работников Ленинграда, внезапно, без всяких объяснений с моей стороны, исчез тоже. Во всяком случае, мое «исчезновение» могло у многих вызвать подобное неприятное чувство. В те годы никто не мог в достаточной степени понять, что происходило вокруг, сколько нас окружало «врагов народа». Это сейчас можно эти два слова поставить в кавычки, а тогда многие, пожалуй, даже большинство, верили в правильность действий органов государственной безопасности.
Никто из моих друзей и вообще из ленинградцев не знал, что в Испанию отбывают в очень небольшом количестве советские добровольцы для оказания помощи испанскому народу борьбе с фашизмом.
В конце 1937 г. я оказался в Испании. О том, что до меня там уже побывал и успел завоевать заслуженный авторитет и уважение, любовь испанцев, интербригадовцев и наших добровольцев комбриг Н.Н. Воронов, в Испании я не слышал ни от кого, ведь многие из нас, а особенно кадровые военные, находились там под другими фамилиями. Николай Николаевич Воронов, как я потом узнал, был известен как Вольтер.
Об участии Н.Н. Воронова в национально-революционной войне в Испании я смог узнать уже значительно позже.
После моего «исчезновения» и возвращения из Испании на Родину я остался в Москве. Естественно, я носил гражданскую одежду и мягкую шляпу, приобретенные за границей. Время от времени приезжал в Ленинград, чтобы навестить моих уже стариков родителей.
В один из подобных приездов, собираясь вернуться в Москву, я направился в здание бывшей Думы, для того чтобы по выданному мне военному литеру получить железнодорожный билет. Перед окошком военной кассы стоял какой-то военный. Голос его был знаком, но я не мог точно предположить, кто же это. Он, оформив билет, повернулся, чтобы удалиться, и я узнал в нем Николая Николаевича Воронова. В военной форме с тремя ромбами вместо одного, который он имел до своего «исчезновения». На груди у него красовались и другие боевые ордена, их, как выяснилось позже, он заслужил за боевые действия в Испании. После возвращения в Москву Н.Н. Воронов вскоре был назначен начальником артиллерии Красной армии.
При нашей первой встрече в Ленинграде в 1938 г. я был, как указывалось, в штатском, к чему Николай Николаевич не привык. Молча сняв с моей головы мягкую шляпу, посмотрев на имеющуюся на ее подкладке этикетку, товарищ комкор все понял и крепко обнял меня. Фирменная этикетка сыграла роль визитной карточки.
Мы прошли в модное в то время заведение на углу Невского и канала Грибоедова и провели в нем несколько часов за кружкой пива «Вена». Мы вспоминали о нашем участии, правда, в разное время, в национально революционной войне в Испании, о боях. Николая Николаевича очень интересовало многое: последние новости из полюбившейся нам Испании, о тех, с кем мне пришлось встречаться из наших добровольцев. Конечно, он подробно интересовался моим непосредственным участием. Услышав, что в Испании я был на подводной лодке адъютантом командира, имел звание лейтенанта республиканского флота, мой собеседник удивился, зная, что я служил в частях ПВО в Ленинграде. Он поинтересовался и тем, какую правительственную награду я получил за те операции, в которых участвовал. Я честно признался, что пока еще никаких наград у меня нет, но мне объявили, что я к ним представлен. В то время ни Николай Николаевич, а тем более я не знали, что вскоре И.В. Сталин примет решение о прекращении награждения участников испанских событий, которые вернулись в Советский Союз в конце 1938 г. и позднее, в связи с поражением Испанской республики! К великому сожалению, как мне известно, до сего времени никто из числа тех, кто был представлен, не получил наград.
К сожалению, с Николаем Николаевичем Вороновым я виделся еще только один раз в Москве до войны.