Собрав ворох писем, мы решили доставить их с курьерами. Для этого выделили Ваню Шарикова, Костю Котова и Риту Кондратьеву, бывшую Матрену. Рита должна была обойти родителей девочек, а Ваня и Костя — родителей мальчиков. Вручить письма. Ответить на вопросы: как они там, не нужно ли что. И хотя нам все нужно — чтобы не пугать, просить только, если можно, чаю да сахару. Чтобы родители думали, будто остальное у нас все есть.
Толстый Шариков в очках при его немногословности и солидности производит неотразимо хорошее впечатление, а Рита умеет обращаться со взрослыми, как с большими детьми.
Дядя Миша согласился остаться еще на денек, и я поехал с ребятами, чтобы помочь им в трудных случаях, договориться в райбюро пионеров. Кроме того, у меня были некоторые соображения насчет крупы и хлеба.
Соображения эти были простые — использовать мою студенческую стипендию, отложенную для поездки домой на каникулы (этим летом уже не попаду все равно), закупить пшена и гречи.
Стипендия моя хранилась, как в сберкассе, у самого старшего студента общежития Алеши Кожевникова: все три червонца, деньги по тому времени немалые. На червонец мы, студенты, ухитрялись месяц жить.
Кипяток мы брали на Курском вокзале бесплатно. Чай-сахар потребляли экономно. А что касается хлеба, тут мы устроились весьма ловко.
Напротив общежития помещалась большая частная булочная. Владел ею какой-то нэпман. Мы свели знакомство с молодыми продавцами. Они тянулись к нам душой. Брали читать книжки. Двоих мы готовили к поступлению на рабфак. Славные были ребята! Они-то нам и помогли решить хлебную проблему.
Дело в том, что в каждой булочной к вечеру скапливались всевозможные хлебные обрезки. Продавцы сбрасывали их в корзины и потом сдавали на корм скоту по самой низкой цене.
Мы договорились, что будем забирать одну корзину себе. И ребята старались, конечно, наполнить ее чем получше. Бывало, явимся после закрытия булочной, подхватим корзинищу за две ручки — и через улицу, в общежитие.
Откроем, а в ней чего-чего только нет. И обрезки ситного с изюмом, куски кулича, сдобы, минского, рижского — на все вкусы. Пируй, студенты! А в глубине, под кусками, глядишь, и целые булочки, калачи, баранки. Это подбросили нам ребята тайком от хозяина.
Зашел в общежитие. Пусто, все разъехались по домам.
Только Кожевниковы остались, безногий Морозов да трудолюбивый Сурен Золян так и не уехал в свою Армению.
Решил заниматься русским языком.
Никого дома нет. Сурен сидит в библиотеке, Морозов изучает музеи, Кожевников где-то у беспризорников — пишет про них очерки для газет. Одна Наташа с Юркой на руках. Эге, да они побогатели, Кожевниковы. На балконе сушатся пеленки. А ведь когда Юрка появился на свет, у них такой роскоши не было. Завертывали мы парня в старые газеты. Намнем их, бывало, чтобы помягче было, завернем мальчугана и нянчим по очереди. И тепло парню, и нам удобно. Намокнет газета — выбросим, в новую завернем. Не надо ни со стиркой, ни с сушкой возиться.
— Шибко грамотный вырастет! — смеялись студенты, любуясь Юркой.
— Избалуете вы его. Привьете аристократические замашки. Ни один принц так часто костюмов не меняет, — шутила Наташа.
Наташу отыскал я з одной из комнат по песне. Как всегда, она что-то напевала и работала. Теперь чинила солдатскую рубашку Сурена. Юрка спал на одной из свободных студенческих кроватей.
Рассказал про наше житье. Про все проблемы. Пригласил побывать в гостях, нарисовав на стене комнаты весь маршрут.
Забежал в булочную. На счастье, наши друзья Федя и Егор были на месте. В белых шапочках, в халатах, как молодые доктора, только не в клинике, а за прилавком.
Хозяин, у которого летом дела шли хуже, находился тут же и поглядывал на меня искоса. Но мы успели перекинуться словом. Ребята пообещали притащить вечером большущую корзину хлебных обрезков в наше общежитие.
Свободное копирование
