Так у нас распределились пристрастия к времяпрепровождению. Я занимался рыбалкой и грибалкой, Аида занималась своим любимым делом, загоранием. Настя вела хозяйство и сушила грибы, а в свободное время, его было достаточно, наряжалась и прогуливалась по высокому берегу, напротив Антипина. Я, сначала, не обратил внимания на Настины «манёвры» на берегу. Это всегда происходило после обеда, часов в 16-17, когда я уходил на вечернюю рыбалку. А Гриша мне как-то раз говорит:
- Слыш-ка, чо Настюха-то выделыват, кажин день наряжается в новое платье, и шастает по берегу Угры, на виду у всего Антипина!
- А что, может мужичков заманивает, одной-то целый день, скучно!
- Да ты чо, каке тамо мужики, навроде меня, накой чёрт они ей сдались! Это она тамошних баб, своих старых подружек, раззодареват, невры им портить. Вот зараза, что удумала!
- А сверстницы-то её там ещё есть!
- Да есть, одна бабка Малаша чего стоит. Если сюды припрётся, со смеху покатитесь. Она иногда ко мне кой за чем приходит, так от неё нет никаких сил отвязаться. А когда бродом идёт, со смеху помереть можно. Брод-то он брод, да есть там одно место, всего-то метра два, перекатик, так вода, в ём, иногда до пупа доходит. Так она, пропади она пропадом, юбку-то, сначал до колен задерёт, а у переката-то, если глыбко, юбку аж на голову задират. А под юбкой-то, в чём мать родила, вот окоянная баба, один срам получается! Я ей как-то сказал, так она меня так отбрехала, лучше бы и не связовался:
- А ты чёрт старой, зенки-то не таращь куды не попадя, а мне-то не 17, чего боятся-то, авось не сглазят. А с мокрым-то подолом шляться, хорошо ли!
Я уже успел забыть про всю эту историю, как, однажды, возвратившись из леса с грибами, я обнаружил в нашей избе гостью. Все трое, Настя, Аида и гостья, пожилая женщина, сидели у стола и последняя что-то оживленно, взахлёб им рассказывала. Говорила одна она. Я обратил внимание на её манеру говорить. По временам она делала глубокий вдох и начинала говорить со скоростью «Трыдычихи», и говорила, пока у неё из легких не выходил весь воздух. Затем наступала пауза для следующего глубокого вдоха, и всё начиналось сначала. И в таком темпе и манере она могла говорить не один час! Это был своего рода феномен, я за всю оставшуюся жизнь больше никогда не слышал такого темпа и манеры говорить. Гриша оказался прав.
Свободное копирование
