До отъезда в Костерёво, я, естественно, успел хорошо познакомиться со всем коллективом дивизиона, и особенно с офицерским составом. Там уже знали о моей 220 миссии и отнеслись ко мне весьма благосклонно. Среди прочих, я особое внимание обратил на очень колоритную фигуру, дивизионного светоча местной медицины, фельдшера дивизиона, ст. лейтенанта Василия Михеева, впоследствии, просто Васька. Каким-то внутренним чутьём мы ощутили, что наш временный союз неизбежен. В разговоре выяснилось, что мы подвержены одной и той же страсти, рыбалке. У меня была, привезённая из Кинешмы, мною самим склеенная, надувная двухместная лодка, а у Васьки, прекрасная капроновая сеть трёхстенка, привезённая им из Германии. Мы просто были обречены на нерушимый союз.
По приезде на место, нам с Васькой для проживания выдели небольшую избушку, буквально на самом берегу Клязьмы, настолько близко к реке, что с крыльца нашего «бунгало», прошу извинения за подробности, можно было справить малую нужду, что Васька частенько и делал, когда меня не было рядом. Я постоянно ругал его за это экологическое свинство и феноменальную лень. Васька был человеком не совсем обычным. При росте, как принято говорить в народе «метр с кепкой», имел голову неимоверных размеров, не менее 60-го размера. И мне представился случай убедиться, что умственные способности совершенно не зависят от размеров головы.
В один из дней, мы с Василием пошли на огневые позиции, не помню уже по какой надобности. Наступает необходимость опять сделать некоторое отступление от основной темы. Боевые стрельбы зенитных подразделений осуществлялись в то время самым бесхитростным способом. За летящим на высоте до 2-3 километров пилотируемым самолётом, на стальном тросе тянется специальной конструкции мишень, т.н. «конус». Вот поэтому-то «конусу», и ведется стрельба батареей в полном составе боевыми осколочными снарядами. Нацеливание орудий всей батареи синхронно производится специальной станцией орудийной наводки (СОН), у которой на крыше кузова расположена радиолокационная антенна в виде современной спутниковой антенны, на жаргоне зенитчиков, «друшлаг», а параллельно её оси прицеливания, приспособлен ещё оптический прицел. Назначение этого прицела, контролировать во время стрельбы кого «ведёт» «друшлаг», мишень или самолет. А перескоков с мишени на самолёт, чаще всего из-за изменения высоты прохождения мишени, не были редкостью. Трагизм ситуации заключается ещё и в том, что кода спущены пусковые механизмы для стрельбы, то начавшаяся стрельба не может быть остановлена ни какими средствами, орудия стреляют все одновременно и автоматически. Откровенно говоря, положение смягчалось тем, что естественное рассеяние снарядов было значительным и прямых попаданий ни в мишень, ни в самолёт практически не было. А если, крайне редко, несколько осколков и попадало в самолёт, то они не причиняли ему существенного вреда, чего нельзя сказать о морально-психологическом состоянии пилотов. Так вот, в этот злосчастный день мы с Васькой и оказались на огневой позиции. И воочию наблюдали всю эту катавасию от начала и до конца. После подачи команды на открытия огня, «стреляющий» на батарее прильнул к окуляру оптического прицела и через несколько секунд заорал не своим голосом:- «…отста-а-а-авить!!!», прекрасно понимая всю бесполезность этой команды. Пока орудия не отстреляли все обоймы, на огневой позиции не было слышно ничего кроме орудийной стрельбы. То, что началось потом, с участием, откуда-то выскочившего Куценко, я рассказывать лучше не буду, поскольку тем словам, которые употреблялись во время этого стихийного митинга-совещания, печатных аналогов нет.
А мы с Васькой, стоя в стороне от этой разгорячённой компании не к месту и не ко времени рассмеялись, смотря на весь этот зенитно-артиллерийский бедлам. На нашу беду, за этим бесстыдным занятием и заметил нас Куценко. Вид у него был такой, что все офицеры, стоявшие возле него, враз смолкли. Леденящим душу голосом он спокойно и медленно произнёс:- «… а этих м…..ов, с ОП выгнать и больше не пускать, не чего им тут делать…». С этого момента, из-за появившегося большего количества свободного времени, продуктивность нашей рыбалки значительно возросла. Когда всё успокоилось с «заворухой» при стрельбе, я как-то спросил у комбата, как всё обошлось? Он ответил: - «…как всегда, Куценко взял 10-ти литровую канистру спирта и поехал на аэродром успокаивать пилотов и их начальство, через двое суток вернулся осипший, с опухшей физиономией и стрельбы через день продолжились. Обычные армейские будни. Я, не забыв, зачем сюда приехал, все дни, свободные от стрельб, занимался с солдатами и так их отдрессировал, что их можно было показывать в цирке. Когда наступило время проверки, то мы с Васькой, так обиходили моего проверяющего, что он протрезвел только к утру проверочного дня. Солдаты выполняли нормативы, как на показных занятиях. Проверяющий старлей, с бодуна так расчувствовался, что хотел поставить пятёрку. Я категорически воспротивился и, объяснив ситуацию, согласился на четвёрку. Куценко был в восторге, но усомнился, не лишку ли я хватил с оценкой. Я предложил напомнить комдиву мою фамилию, т.к. был у него совсем недавно в адъютантах и вроде бы ему понравился.
До отъезда в Калинин оставалось два дня, и мы с Василием постарались побольше наловить рыбки, чтобы достойно отметить наш отъезд. Все были довольны. Куценко сдержал слово. Он сам «протащил» мой рапорт по всем инстанциям, от Сметанина до комдива, и я получил, наконец, разрешение на поступление в академию. В Калинин мы вернулись в конце июня, а на июль месяц мне дали отпуск при части для подготовки к вступительным экзаменам. Аида была в восторге, ведь через месяц мы будем в Москве. И если всё благополучно закончится, то это на целых 5 лет!
Свободное копирование
