Вдаваться в подробности последующих событий, как моей службы, так и нашей личной жизни не имеет смысла, поскольку это даже мне не интересно. Могу только сказать, что комнату нам всё-таки дали, перед самым новым,1956, годом. Комнату дали не без вмешательства Аиды, она была человеком не робким, и умело постоять за себя. Она добралась и до Озеркова и до Петренки, заявив последнему, что в Москве, работая на заводе, принимала активное участие в комсомольской работе, за что и была избрана членом районного Бюро Комсомола. А поэтому очень хорошо знает порядок формирования подобных комсомольских и партийных органов. И поскольку командир части не может не быть членом бюро Горкома КПСС, она туда и отправится для соответствующего разговора. Даже на непробиваемого Петренку это произвело ошеломляющее впечатление. По сравнению с членами женсовета его части, где хватало неугомонных жён офицеров, Аида, произвела на него впечатление Жанны Д*Арк. Впрочем, я очень сомневаюсь, чтобы это имя ему было знакомо. Чтобы покончить со способностями моей жены, забегая вперёд, могу сказать, что и на работу в Кинешме она устроилась с помощью подобного демарша. Это уже было осенью 1956 года, после нашего возвращения из летних лагерей, где мы жили вместе, и, прихватив ещё с собой, нашего племянника, Юру Ладогина, которого воспитывала бабушка, Глафира Прокофьевна. Но подробно об этом несколько ниже. Так вот, возвратившись как-то со службу, она мне заявляет:
- А я на работу устроилась!
- Это куда же, здесь, по-моему, и заводов-то нет.
- А я нашла! Шла по нашей улице и смотрела на вывески, смотрю на одной написано «Кинешемский Райком КПСС». Я туда и «впёрлась», набравшись нахальства. Прихожу в приёмную, секретарь спрашивает:
- Вы, гражданка по какому вопросу?
- По личному. Я жена офицера, приехала из Москвы. Недавно окончила техникум, молодой специалист, а работу нигде найти не могу. Вот мой диплом и характеристики.
- Присядьте, пожалуйста, и подождите, я сейчас доложу!
- Минуты через три выходит и говорит:
- Проходите, пожалуйста, Вас примут.
- Оказывается, я попала к первому секретарю. Он встретил меня весьма приветливо, сказав, что из Москвы к ним не часто приезжают, и сейчас он попробует чем-нибудь мне помочь. Позвонил куда-то, с кем-то переговорил и закончил разговор фразой: - «Тогда я направляю её прямо к вам», а мне сказал:
- «Хотя мы и текстильный район, но у нас есть машиностроительный завод, бумагоделательного оборудования. Я разговаривал с директором завода, он Вас примет, пропуск уже заказан. Вам придётся пройти отсюда пешком, с городским транспортом у нас Вы, наверное, уже знаете, как. Идти надо в район вокзала, а там почти рядом, Вам всякий покажет дорогу. Дорога займёт минут 20-25. Желаю успехов, я думаю, Вас возьмут на работу.» Теперь я тоже трудящийся человек, а не тунеядец, сидящий на шее мужа!
- Поздравляю с началом трудовой деятельности, о тебе скоро будут говорить, как о главном городском бунтаре.
- Да, местные женщины на это не способны, я чувствую, что у них и с образованием проблемы. Я уже побеседовала кое с кем, на меня здесь смотрят, некоторые с изумлением, а некоторые с явным недоброжелательством.
- Не удивляйся и не огорчайся, они здесь, как пауки в консервной банке, это неизбежный результат закрытого коллектива, обременённый низким образовательным уровнем и элементарной невоспитанностью. Радуйся, что комнату нам даль не в офицерской квартире, а в гражданской и, по-моему, с неплохой соседкой, не связанной с офицерскими жёнами.
Этот эпизод, устройство моей жены на работу, тоже маленькая иллюстрация к тому времени, от которого так легко отказался наш народ, выбрав себе полунищую и не кем не защищённую жизнь.