Жизнь моя в этом семестре была совершенно иной, чем прежде. Я засиживался до позднего вечера в комитете комсомола. Я не пропускал ни одного вечера отдыха, которые устраивались то одним факультетом, то другим, и я оставался на танцы, чего я прежде никогда не делал. Выбирал какую-нибудь девушку и провожал ее до дома. Целовался, если она позволяла, но новых встреч ни одной не назначал. После этого приходил домой в общежитие и ложился спать.
Комсомольская работа в этом семестре занимала все мое время. Я сидел либо в своем кабинете, либо в кабинете первого секретаря Вени Извекова, и не было ни секунды свободной. Все обсуждения, разговоры, – абсолютно все дела мне казались самыми важными делами на свете. Поэтому я теперь уже спокойно пропускал лекции, лабораторные и практические занятия.
Но у меня не было каких-либо поблажек в сдаче проектов, зачетов и экзаменов. И когда наступило время зачетов, Веня сказал мне:
– Ты должен быть примером и в учебе. Иди и сдавай.
Я ахнул. Хорошенькое дело – «сдавай». А если я ничего не знаю?!
Зачетная сессия наступила быстро и неожиданно. Буквально чудом я успел сделать все лабораторные работы, выполнить и сдать проекты и получить все зачеты. Удивительным было то, что я по-прежнему получал отличные оценки.
Я не просто чувствовал, я знал, я был уверен, что я ничего не запоминаю, что я этих предметов не буду знать. Мне не нравились предметы, которые мы изучали. Они были очень важны для подготовки инженера–механика по специальности «Технология машиностроения – Металлорежущие станки и инструменты», но я уже понял, что я не буду и не хочу быть ни инженером-технологом, ни инженером-конструктором. Я не хотел заниматься ни металлорежущими станками, ни изучать скучную, как мне казалось тогда, технологию машиностроения.
Лихорадочно готовясь к зачетам, а потом и к экзаменам, я просто пользовался своей памятью. Не долговременной, при которой запоминаешь надолго, если не навсегда, а короткой, когда после зачета или экзамена через несколько дней ты уже ничего не помнишь.
В учебном плане этого семестра из общих курсов много времени уделялось теплотехнике. Помимо лекций, там был большой курсовой проект. Надо было рассчитать и спроектировать паровую турбину. Я приступил к выполнению этого проекта буквально за неделю до сдачи. Я сидел в чертежном зале, обложившись книгами, пытаясь разобраться в том, что надо было познавать в течение трех месяцев. При всей моей нелюбви к тому, что я читал, и к черчению особенно, я разобрался и сделал проект. С трудом в последний день я сдал его и даже защитил на отлично. Но какой ценой! Я был совершенно вымотан.
Как в тумане, я выполнял одно задание за другим, ходил вместе с группой сдавать зачеты. Хорошо, что на зачетах редко ставилась оценка – отметку ставили, когда зачет назывался дифференцированным. Я получал свои «зачтено», и не испытывал никакого удовлетворения. Мне было как будто бы все равно. У меня не было никакого желания читать техническую литературу, рекомендованную лекторами. Может быть, потому, что я почти не ходил на лекции, а, может быть, и потому, что я не читал учебников, а лабораторные работы делал формально, поэзия, которую я чувствовал раньше в каждом предмете, куда-то ушла.
Я все же иногда приходил в комитет комсомола. К приходу экзаменационной сессии его помещения совсем опустели. Туда никто не приходил, и я с грустью смотрел на пустые комнаты, еще недавно заполненные толпой комсомольцев.
Сразу после зачетов пошли экзамены, и я их сдавал один за другим и тоже почему-то на отлично.
Так было, пока не наступило время экзамена по теплотехнике. И вот тут-то я поплыл. Причем на каком-то пустяковом вопросе. Это было закономерно. Я безусловно не знал этого курса на отлично. И все же получив «хорошо», я расстроился. Я все-таки уже начал надеяться, что сдам сессию на отлично.
Итог – одна четверка, вторая за все время учебы в Политехническом. Четверку мне никак нельзя было получать, если я хотел сохранить стипендию им. Молотова.
– Правда, подумал я, – одна четверка, полученная на экзамене, не обязательно должна привести к снятию с меня этой стипендии. Но потом мелькнула другая мысль:
– А зачем мне нужна Молотовская стипендия? Зачем мне деньги, если Любочки все равно нет рядом.
Опять кольнуло сердце.
Свободное копирование
