Рассказывая о прошлом, я не могу полностью отвлечься от настоящего и будущего, это вполне естественно, так воспитано моё поколение. А поскольку настоящее отвратительно, то и будущего у такой страны быть не может. Русский народ, создатель и многовековой защитник Государства Российского, за последние 20-ть лет, насильственным образом поставлен на путь полнейшего вырождения с полной потерей инстинкта самосохранения себя, как государствообразующего этноса. И что самое печальное, процесс этот принял характер необратимости. Увы!
Для того чтобы отвлечь читателя от столь мрачных мыслей, вернусь в прошлое и расскажу забавный случай на первой моей охоте. Я уже упоминал о Мише Довгале, страстном охотнике и рыболове, с которым я подружился ещё на зимних квартирах, в Кинешме. Как-то зайдя к нему в походную мастерскую в лагере, я увидел, висящее на стене охотничье ружьё. Спрашиваю:
- Да ты брат, не только рыбак, а ещё и охотник?
- Так, балуюсь помаленьку, в основном по уткам, для этого и лодку сделал, собаки-то нет, вот и приходится самому дичь доставать. Утку-то стреляешь над водой, она и падает туда, так что, или собака нужна или лодка надувная, лёгкая. Между прочим, сейчас вторая половина августа, утка вдоль Оки на пролёте идёт, если есть желание, сходи на Оку, там озерков полно, утка на ночь на вечерней зоре на них садится. Я там и курочек водяных видел. Если ты знаком с бакенщиком, то можешь у него собаку взять, у него сеттер чёрный, молодой, азартный, ни одной кочки не пропустит.
- Спасибо друг, в ближайшую субботу с удовольствием воспользуюсь твоим предложением. А с бакенщиком, Михалычем, я знаком на почве рыбалки, недели две тому назад мы с ребятами уху у него делали, а рыбки он нам помог наловить, сеткой конечно.
Сказано, сделано, в субботу, после обеда, наверное, около 16.00, взяв у Михаила ружьё и патронташ с патронами, направился к бакенщику за собакой. Увидев меня с ружьём на плече, пёс начал носиться вокруг меня как угорелый. Михалыч, засмеявшись, сказал:
- Эта скотина, как только увидит ружьё, начинает, буквально, сходить с ума. Страсть как любит носиться по полю. Забирай его, походите, может чего и добудете на ужин. Не пуха, ни пера!
- К чёрту!
Формула удачи была произнесена и мы с Джеком отправились искать охотничьего счастья. Надо отдать справедливость собаке, носился он действительно добросовестно, но только не там где было надо. Вдоль Оки, в её пойме, было много пойменных озёр. Они располагались цепочкой по заливному лугу, на расстоянии 50-70 метров друг от друга. Вся трудность добычи дичи заключалась в том, что все эти озерки по всему периметру были густо заросши ивовым кустарником. Свободных подходов к воде практически не было. Джек добросовестно ходил по всему лугу с высоким профессионализмом, чёткими, равномерными галсами, обыскивая всю местность от одного озерка до другого. К сожалению, я не мог ему объяснить, что полевой дичи здесь нет, ни куропаток, ни кроншнепов, ни перепелов, а вся наша потенциальная добыча сидит на воде за кустами. Мне нужно было, чтобы собака добралась до воды и подняла на крыло, укрывающуюся там дичь. Самому продираться через кустарник не было смысла, поскольку, поднятая мною дичь, была бы для меня не досягаема из-за кустов. Мне нужно было как-то загнать Джека к воде, чтобы он поднимал дичь на крыло, а я бы контролировал воздушное пространство над озером. Озерки были небольшие, не более 40-60 метров в диаметре. Наконец, мне пришла в голову мысль, о готовности всех собак приносить, брошенные палки. Эта находка тут же была испытана. В плавниковом мусоре там недостатка не было. Я поднял подходящую палку, подозвал Джека и бросил палку в сторону озерка. Он тут же бросился за ней и принёс, положив, метрах в 2-х от меня. Это уже вселяло надежду. Тогда я взял эту же полку и запустил её прямо в озерко, через кусты. Джек опять кинулся за ней, но перед кустами остановился и посмотрел на меня. Я ему скомандовал: - «Ищи!». Он без особого энтузиазма начал пробираться через кусты. Через некоторое время я услышал слабый всплеск воды, а ещё через пару минут появился Джек, весь мокрый и с палкой в зубах. Он стряхнул с себя воду и побежал ко мне. Бросив около меня палку, он еще раз встряхнулся, обдав меня брызгами, и начал валяться по траве, перекатываясь сбоку на бок. Я посмотрел на весь этот цирк и сказал:
- Да, собака ты хорошая, но не для такой охоты, на полевой охоте от тебя, наверное, и была бы польза, но ходить самостоятельно в воду, ты не приучен. Так что, давай будем выгонять уток с озерков палками, а будешь ты за ними плавать или нет, это уж как хочешь, толку, от твоей беготни, нет. Он выслушал мой монолог очень внимательно, с высунутым языком и «улыбаясь», слегка наклонив голову на бок.
В таких условиях хорошо охотиться вдвоём, обходя озерки с противоположных сторон, но поскольку я был один, а от Джека толку было мало, пришлось прибегнуть к такому необычному способу охоты, как бросание палок в воду. Охотник я был ещё совсем не опытный, и не знал, что из таких «крепей» утку поднять не всегда удаётся. Мне уже потом, по возвращении домой, Миша Довгаль объяснил, что утку, севшую на ночлег в током укромном месте, поднять очень трудно, она забивается под нависающие кусты и сидит там, как в «Брестской крепости». Но мы с Джеком этого не знали и поэтому отправились на ужин в лагерь только с одной водяной курочкой. Добытый трофей я отдал солдатам на кухне, а взамен Джек получил отличный ужин. Но я сделал, и опять по неопытности, серьёзную ошибку, не предупредил солдат, чтобы они не давали собаке ничего солёного. А в этот день, как назло, на ужин давали какую-то кашу и селёдку каспийский заломом. Этой прекрасной сельди нет у нас в продаже уже лет тридцать. Кстати сказать, до войны в Москве, в рыбных магазинах, главными представителями этой продукции были сельдь иваси, каспийский залом и анчоусы. Но это просто так, к слову. Офицеры, находящиеся в лагере без семей, столовались из солдатского котла, но в отдельном помещении, если просто навес от дождя, можно считать помещением.
Поужинав, мы с Джеком направились к его дому. А чем его солдатики накормили, я узнал только когда мы вышли в пойму Оки, с озерками и маленькими болотцами. Он не мог пропустить ни одного источника воды, и при подходе к дому бакенщика он до такой степени раздулся от выпитой воды, что я стал опасаться за его здоровье. На последних ста метрах, я вынужден был снять ремень с ружья и прицепить к его ошейнику Джека. Мне даже казалось, что я слышу, как у него вода булькает в животе. И он уже не бежал, а шёл вперевалку, как сука на сносях.
Когда мы подошли к дому, Михалыч сидел на крыльце и курил, увидев нас, спросил про успехи:
- Ну, как охота, что добыли? А Джек-то, чёй-то так растолстел, как сука беременная?
- Добыли одну водяную курочку, а уток согнать не удалось, видимо, надо ходить на утренней зоре, когда они сами снимаются с воды. А мы с Джеком уже сходили в лагерь и там поужинали. Солдатики, видимо перестарались, лишнего ему дали, каши переел, его всё на питьё тянет.
- Ну, да ладно, чай не лопнет, отлежится.
- Спасибо, Михалыч за собачку, пёс отличный, но ему больше подходит, по боровой дичи ходить, а здесь мы ничего не высмотрели и не вынюхали.
- Ну да, он ещё молодой, его натаскивать надо, а мне всё недосуг. Вот в будущем годе приедете, поохотитесь, а я его по весне натаскаю.
На этом наш разговор закончился, и я направился в лагерь, уже начинало смеркаться.