Мы опять дома, но дом уже не тот, деда нет, комната наша бабкой превращена в сарай. К нашему приезду по всему полу комнаты была рассыпана, заготовленная на зиму, картошка, видимо, для просушки. По поведению бабки было видно, что она очень надеялась на наше невозвращение. У неё уже жила её ростовская дочь Глафира с дочкой Нинкой. Встретили нас откровенно недружелюбно. Бабка, наверное, рассчитывала, что наша комната, в последствие, достанется Глафире с Нинкой, а мы своим возвращением разрушили все их радужные планы. Вся наша последующая жизнь, теперь уже в коммунальной квартире, определялась именно этой, разрушенной надеждой.
Но жизнь продолжалась, и мы начали наше обустройство в Москве. На маминой прежней работе ещё сохранились её старые сотрудники. Самое непосредственное участие в мамином устройстве на старом месте принимала её довоенная приятельница по совместной работе тётя Маша, она тоже работала на этой же базе кассиром, но в другом отделении.
Что же произошло со мной за эти два года войны и эвакуации, чему я научился, и какой жизненный опыт я приобрёл? Ну, во-первых, я стал на два года старше, к моменту нашего возвращения в Москву, мне исполнилось 13 лет. Я приобрёл неплохой жизненный опыт, пройдя через все испытания этого периода. Я научился принимать самостоятельные решения и воплощать их в практику жизни. Я понимал, что умение плести корзины и, там более, лапти, вряд ли пригодится мне в моей московской жизни, но, тем не менее, я всегда помнил о словах деда о том, что владение каким-либо мастерством, всегда даёт человеку надежду заработать на кусок хлеба.
Я тогда ещё не знал, что умение плести корзины пригодится мне и через 4 года, а ровно через 20 лет, тоже будет востребовано при совершенно иных обстоятельствах, описанных мною в рассказе «Фролищи». Во-вторых, что, на мой взгляд не менее важно, я получил хорошую практику в общении с людьми, как со сверстниками, так и с взрослыми, научился распознавать мотивацию их поступков, отличать хорошее от плохого, научился понимать некоторые житейские хитрости, в большинстве своём совершенно безобидные, но позволявшие избегать конфликтных ситуаций. Всё это оказалось очень полезным в моей последующей жизни, а научиться этому можно только при живом общении с людьми, никакие современные «сверхмодные» и «сверхумные» книжки, которые в наше время пишутся досужими доброхотами в ужасающих количествах, научить этому не могут.
Я научился терпеливо переносить житейские трудности и невзгоды, научился переносить физическую боль. В Баряшеве был случай, когда я у дома на колоде рубил хворост для растопки, а топор у меня всегда бил наточен как бритва. Ну и попал по указательному и среднему пальцам, даже не почувствовав. А когда посмотрел на руку, увидел, что на указательном пальце часть пальца вместе с ногтем висит на тонкой шкурке. Всё произошло так быстро, что даже кровь не успела выступить, а палец был белый. Я выхватил из кармана тряпицу, на счастье ещё чистую, приложил отрубленную часть на место и туго перевязал этой тряпкой. Дома никого не было. Я сел на заваленку и начал горланить песни, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Всю эту сцену, оказывается, видела соседка. А мама в это время возвращалась из Исакова с почты. Соседка ей услужливо и брякнула:
- Славка-то твой, хворост рубил, а потом, смотрю, руку завязывает, видать пальцы отрубил!? Вон, как песни-то орёт, видать больно, а виду показать не хочет!
Пошли к фельдшеру, сделали перевязку, всё зажило, но до сего времени ноготь так и растёт разрубленный. Так что, эти два года не прошли для меня даром, я многому научился и многое понял. Наверное, всё-таки, самая хорошая школа, это жизнь. К сожалению, в настоящее время, некоторых «деток» до 18 лет бабки за ручку водят и это будущих-то «защитников» Родины!
Свободное копирование
