И вот пришла эта суббота. Поужинали и... стали расходиться. Ловить людей за руку? Усаживать на места? Энтузиасты в количестве шести-семи человек неловко топтались вокруг меня, сестра-хозяйка намекала, что хорошо бы скорее запереть столовую. Провал?
И вдруг кто-то опрометью вбежал в комнату и закричал:
— Сюда поднимается Константин Георгиевич Паустовский. Он уже на пятой ступеньке лестницы.
Слова эти оказались чудодейственными. Зал вдруг наполнился уже ушедшими после ужина. Отодвинули столы, расставили стулья, стали срочно занимать места поближе. Я только показала, сколько оставить места для выступающих, куда перетащить пианино, и бегом бросилась вниз по лестнице. Константин Георгиевич был уже на девятой ступеньке. С трудом дыша, он при виде меня сделал непринужденный вид, и я... обомлела. Свежевыбритый, в новом черном костюме, с белоснежным Воротничком и красивым галстуком, он был похож на посла, отправляющегося на званый ужин.
— Вы... все-таки... решили прийти. Вы — поразительный...
Он ответил с вежливостью короля:
— Как же я мог не прийти, если Наталия Сац пригласила меня лично?!
Его, конечно, не пускали сюда близкие: дом на косогоре. От спального корпуса подвезли в столовую на машине. Сколько хлопот! Два многоступенчатых лестничных марша! По лестнице его хотели вести под руки, но он категорически отказался. Хотел прийти сам, один. Уважение к людям, к их празднику и сознание, что он в полной форме (да, да, он был красив и элегантен в этот вечер), давали ему силы держаться с изяществом, а передышки через каждые две-три ступеньки — что же тут особенного? Его часы, на которые он то и дело взглядывал, подтверждали, что он не опаздывает. Он был прост, жизнелюбив, мудр и очень артистичен — доктор Пауст!
Когда он вошел в столовую, все почтительно встали. Это был какой-то удивительный сюрприз: ел только в своих комнатах, тяжело болен, в этой столовой впервые и... такой торжественный, праздничный. Усадили его, по его желанию, в проходе второго ряда — и я открыла вечер.
— Если не возражаете, начнем наш вечер музыкой. Выступит скрипач...
Музыка дала хороший камертон вечеру.
О работе в Италии, об интересных встречах, о природе рассказал Марк Чарный. Несколько лет он работал там как представитель ТАСС.
Вслед за ним выступил, тоже поразительно шикарный сегодня Роман Ким. Он знает столько занятного! Переносимся в Англию, участвуем в перипетиях несостоявшегося брака английского принца.
Потом я села за рояль и, играя музыку моего отца, рассказывала о сборнике его памяти, над которым работаю. Рассказывала горячо — как могла говорить об этой самой родной мне музыке.
Совершенно неожиданно захотел выступить молодой писатель из Карачаево-Черкессии, которого все звали просто Дагир. Он рассказал, как был художником, мечтал о славе, хорошо зарабатывал, и вдруг болезнь или какое-то неожиданное горе выбили его из колеи, которую он уже считал своей. Отчаяние, отсутствие заработка, попытка начать писать, трудности вновь избранной профессии...
— ...И когда почва уже уходила из-под ног, близкий друг мой передал мне драгоценный сверток: «Береги, вдумайся в каждое слово, и сбудется мечта твоя — станешь писателем». Я взял драгоценный сверток и вот...
Посыпались вопросы: что же было в этом свертке? Дагир Кубанов подошел к стулу, где сидел Константин Георгиевич, встал на колено и сказал:
— «Золотая роза». Ваша гениальная книга «Золотая роза».
Мы все были взволнованны. Константин Георгиевич взял слово. Он говорил, что должен завершить вторую книгу своего писательского и человеческого опыта, продолжение «Золотой розы», и никакая болезнь не может заставить его перестать думать, писать, хотеть... Говорил, что ему хорошо здесь, с нами, в любимой Ялте, что мы — молодцы, что решили собраться.
Но за ним уже давно пришли родные, он действительно устал и говорил с трудом.
Свободное копирование
