Однажды в конце апреля посол Франции попросил разрешения видеть нас. Прошел слух об его близком отъезде, и этот отъезд нашего друга очень нас печалил. Действительно, он пришел для того, чтобы проститься с нами! Положение становилось для него тягостным. Все, что творилось вокруг, глубоко его возмущало. М. Палеолог рассказал нам, что даже Альбер Тома, -- этот воинствующий социалист, -- возвращаясь с фронта, где он видел только дезертирство, беспорядок и неповиновение, а в тылу -- только грубость и неопрятность, сказал ему, опускаясь на кушетку: "Все, что здесь происходит, ужасно". -- "Нет, нет, -- с жаром продолжал посол, -- со времени представления в Мариинском театре, где меня заставили пожать руку Кирпичникову, я чувствую, что мне здесь не место". Этот Кирпичников был первым солдатом, который поднял восстание среди гренадеров, убивая многих безоружных офицеров... и этого-то героя печального образа Временное правительство осмелилось представить послу, тому самому послу, которому император Николай II сказал, обнимая его: "В вашем лице я обнимаю мою дорогую, благородную Францию".
М. Палеолог был замещен Нулансом, которого я имела честь узнать только в 1921 г. в Париже, потому что в то время, о котором я говорю, мы не выезжали из Царского.
Так прошли май и июнь 1917 г. Собственно говоря, рассказывать об этом времени нечего, потому что не происходило ничего особенного, кроме несуразностей правления Керенского, который внушал всем глубокое презрение.
Он назначил себя военным министром и министром-президентом. Он буквально разрывался, ездил на фронт, говорил там речи, возвращался обратно, опять говорил, уезжая в Москву, в Севастополь, куда его призывало волнение моряков, и производил впечатление белки в колесе.
В это время Ленин не довольствовался разговорами. Он действовал почти открыто, и его приверженцы с каждым днем становились все более многочисленными. Керенский, ослепленный своей мнимой славой, ничего больше не видел и не слышал. Не отказывая себе ни в малейшей фантазии, он поселился в Зимнем дворце и спал на кровати императора Александра III. Этот возмутительный поступок создал ему еще больше врагов, чем раньше. Владимир написал на эту тему едкую сатиру в стихах под названием "Зеркала", где он огненными словами клеймил Керенского. Терещенко, министр иностранных дел, получил приказание выслать моего сына из Петрограда. Я не знаю, почему этот проект, который, может быть, спас бы ему жизнь, не был приведен в исполнение.
Свободное копирование
