Проснулся я поздно. Яркие солнечные лучи врывались в открытые настежь ворота и тянулись, играя в пыли, разноцветными узкими полосками сквозь щели сарая. На балках глухо ворковали голуби, бегая друг за дружкой... На земле, под остатками почерневшего клевера, пищали мыши.
Мне не хотелось вставать!.. Так хорошо, тихо и мирно было в сарае... Я лежал, смотрел, слушал. В открытые ворота видны были березы... Молодые маленькие листочки тихо трепетали и шушукались, точно говоря про что-то хорошее. Сквозь сетку ветвей и листочков виднелось голубое необозримое небо, по которому изредка, как корабли, тихо и величаво проплывали облака...
Ко мне в сарай доносились с поля торопливые песни жаворонков, из рощи -- крики грачей...
Рядом, за стенкой сарая, в кустах бузины тараторили, дрались, чирикали воробьи... В селе, за рекой, звонили к обедне... "Пора, однако, вставать!" -- подумал я и только было хотел сделать это, как в сарай вбежал Тереха и еще от ворот закричал:
-- Вставай скореича! Дело есть! Меня за тобой мужики послали... Иди на кухню.
-- Что такое? -- спросил я.
-- Что? Четвертную с тебя... Порядок здесь такой. Я сам тоже ставил... ничего не попишешь... Вставай!
-- Денег нет, -- сказал я, идя за ним на кухню.
-- Не горюй об деньгах... Хошь, я дам? У меня есть... А то нарядчик даст... Эва, не пропадут... Из жалованья вычтут...
На кухне собрались все рабочие. Некоторые из них сидели за столом, лениво и нехотя, точно по обязанности, допивая чай, иные курили; остальные просто сидели или лежали, дожидаясь обеда.
Кухарка в своем углу, против печки, в грязной лоханке мыла ложки и что-то пела тоненьким голоском...
-- Садись -- гость будешь... Вина купишь -- хозяин будешь, -- сказал мне суровый с виду кузнец и отодвинулся немного на скамье, давая мне место. -- Вот что, друг ситный,-- продолжал он, -- гудуху становь!.. Ребята! -- обратился он к рабочим. -- Как нам?.. Здесь пить, аль на село пойдем? Таматка ноне престол... праздник...
-- Как хотите, -- ответил Юфим, -- по мне, хошь в село... Чайку таматка кстати полакали бы в трактире.
-- Тащиться за семь верст киселя хлебать, -- проворчал нарядчик, -- кто пойдет-то? Много ль пьющих-то?..
-- Кто пойдет, не твое дело... Ты, известно, не пойдешь...
-- Да уж известно; не товарищ я вам, пьяницам.
-- Молчи, сволочь!..
-- Собака, гад! -- произнес злобно нарядчик и, встав, вышел за дверь.
-- Не любишь, кобель! -- кривя усмешкой тонкие, сухие губы, сказал, сидя на своей койке, чахоточный сторож, муж кухарки. -- Не нравится... собака... чорт!.. Известно, в село пойдем, -- продолжал он, -- ужли здеся: нонче праздник.
-- Куда те идтить, -- крикнула от печки кухарка, -- сиди, Ерема, дома... По трактирам тоже... издыхать пора! На погосте твое место!
-- У-у-у, дьявол! -- закричал сторож. -- Убью! у-у-у, чтоб тебя!
Он начал ругаться скверными словами, злобно сверкая огромными глазами, как-то необыкновенно страшно выделявшимися на худом, желтом, точно заостренном книзу лице.
-- Будет вам. Ну вас к чертям! -- закричал кузнец.-- Ужо наругаетесь!.. Кто на село пойдет, говори!.. А то мы одни уйдем, дери вас чорт! Рязань косопузая!.. Деньги есть? -- обратился он ко мне.
-- Нет.
-- Врешь?.. Смотри, брат, душу вышибу... Эх,-- продолжал он, -- у чорта этого, -- он кивнул на дверь, куда вышел нарядчик,-- спрашивать -- легче на ножик итти!.. Может, есть у кого, не пропадут ведь: пачпорт-то в конторе, не сбежит.,. Получка прилет, -- на, получай деньги... А то, коли что, я отдам...
-- У меня, дяденька, есть, -- отозвался Тереха, -- я ему давеча сказал: возьми, мол!
-- Молодчина, Тереха-Воха, -- похвалил кузнец. -- Давай, брат! А ты пойдешь с нами?
-- Пойду! -- весело отозвался Тереха. -- А то как же, знамо, там чать, весело... девки...
-- Вот что, братцы, -- заговорил опять, получив с него деньги, заметно повеселевший кузнец. -- Кто пойдет, так, значит, айда сейчас... обеда ждать нечего, -- невидаль!.. Опять ноне винополия только до трех торгует, народу, чай, страсть, опять же итти пять верст... Час пройдешь... Айда, значит, неча ждать... А ты пьешь водку-то? -- обратился он ко мне.-- Пойдешь с нами?
-- Пожалуй, -- сказал я.
-- Ну, и ладно... идем! Кто желает?..
"Желающих" оказалось только пять человек, не считая меня... Остальные, -- как я после узнал, все дальние, рязанские, калужские, -- остались. Они сидели молча, хмурые, и как будто чего-то боялись.
Пока желающие итти "сряжались", -- то есть кто надевал сапоги, кто сменял рубашку, -- в избу вошел нарядчик и, сев, быстро окинул глазами всех нас... Гадкая, злая усмешка кривила его губы.
-- Никак и ты, Сопля, идешь? -- обратился он к сторожу. -- А ночью-то за тебя кто же стеречь станет, а?
-- Тебя не заставят! -- огрызнулся сторож.
-- То-то, мол, -- произнес нарядчик и, обратившись к кухарке, сказал: -- Как у тебя... упрело?.. Похлебать бы... -- и, не глядя ни на кого, заговорил: -- Поутру, коли что кто на работу не выйдет, самому доложу...
-- Докладывай, чорт!-- крикнул кузнец. -- Ну, айда, ребята! Счастливо оставаться! -- поклонился он оставшимся в кухне. -- Наплевать... Губа толще, брюхо тоньше. Трогай, белоногой.
Свободное копирование
