За последние годы у меня налетано более 1 100 часов. Я поднимался в воздух 2 770 раз, хотя садился... 2 360. 410 раз я оставлял самолет в воздухе, выпрыгнув с парашютом, и тогда второй летчик продолжал пилотирование. При этом более 1 500 полетов я сделал, поднимая на прыжок своих учеников. Я вывез более 2 100 парашютистов.
За 7 летных лет из 2 770 полетов в воздухе не было ни одной аварии, ни одной поломки. Были вынужденные посадки, но по своей вине.
Однажды в сумерки во время полета меня застал сильный ливень. Всякая видимость пропала. Рассчитывая, что машина уже над аэродромом, я снизился до 30 метров и бреющим полетом пошел к предполагаемому месту посадки.
Неожиданно встал винт — весь бензин. Почти в тот же миг я увидел впереди сплошную черную стену — лес.
Пользуясь большой скоростью самолета, я сделал разворот на 90° и уткнулся в глинистую, вязкую пахоту, в нескольких шагах от огромного валуна... Машина осталась цела и невредима.
* * *
Памятен полет, выбивший из меня лихаческую удаль. Это было летом 1933 года.
В хороший летный день я спозаранку пришел на аэродром. Надо было выпустить большую группу парашютистов. Занятый полетами, я не успел даже позавтракать.
В полдень на наш аэродром случайно сел Евдокимов, работавший в другом месте. Он тоже хотел выпустить группу парашютистов. Благополучно выбросив всех парашютистов, мы освободились лишь к семи часам вечера. Голод давал себя знать. Я предложил Евдокимову пообедать, но он ответил, что летит в Ленинград на самолете. У меня тоже были дела в Ленинграде, но я собирался ехать завтра и поездом. Однако перспектива сесть в городе на самолете соблазнила и меня.
Поднявшись в воздух, мы пошли вдоль полотна железной дороги. Впереди показался поезд, идущий в Ленинград. Мы быстро нагнали его и на недопустимо низкой высоте стали выделывать фигуры высшего пилотажа. Все пассажиры высунулись из окон и, чрезвычайно довольные нашей ловкостью, махали нам шапками и платками. Вдоволь «пофигуряв», мы летели вдоль железной дороги ниже телеграфных столбов, едва не задевая колесами за кусты.
Попеременно управляя самолетом, благополучно долетели до Ленинграда и приземлились. Не успела остановиться машина на аэродроме, как вслед за нами на своем самолете приземлился начальник. Летя на значительно большей высоте, начальник наблюдал наши «геройские» подвиги.
Несколько минут спустя Евдокимов и я, смущенные, стояли перед начальником. Он долго и сурово отчитывал нас. Потом вдруг, смилостивившись, спросил:
— Куда вы намерены ехать?
Мы рявкнули в один голос:
— Питаться, товарищ начальник.
— Хорошо, ждите, я вас подвезу.
Мы сели в автомашину. Всю дорогу начальство выражало недовольство нашей удалью, а тут еще Евдокимов подлил масла в огонь.
— Товарищ начальник, — сказал он, — сегодня я произвел сложный прыжок, а позавчера Кайтанов прыгал из мертвой петли, причем чуть не загнулся.
Начальник стал гневно отчитывать нас, уверяя, что когда-нибудь мы свернем себе шею и что он откажется хоронить нас с воинскими почестями.
Убитый такими разговорами, я решил поскорее расстаться с начальством. Еще далеко не доезжая Дома Красной армии, я попросил шофера остановить машину и вылез, поблагодарив начальника.
— Позвольте, — сказал он, — вы же хотели в Дом Красной армии?
— Спасибо, — ответил я, — теперь мы и пешком дойдем.
Он снова приказал нам сесть и всю дорогу до Дома Красной армии допекал нас нравоучениями. Прощаясь, он сказал:
— Теперь пожалуйста.
Мы бросились в столовую и заказали себе чуть ли не все меню. Съесть нам пришлось, однако, только первое.
Сунув руку в карман, я убедился, что у меня всего 80 копеек. С любопытством глядя на Евдокимова, я осведомился, в каком состоянии его касса. Перерыв все карманы, он нашел такую же сумму. В это время официант нес уже вторые блюда. Быстро вынув 1 рубль 60 копеек, мы расплатились с ним и поднялись из-за стола, сказав:
— Нам некогда так долго ждать!
Официант застыл с тарелками в руках.
* * *
Рекорды скорости, дальности и высоты полета принадлежат нам.
Блестяще пролетев по Сталинскому маршруту, Герои Советского Союза товарищи Чкалов, Беляков и Байдуков установили новый мировой рекорд дальности. Летчик-испытатель Владимир Коккинаки достиг рекордной высоты полета.
У советских парашютистов непревзойденные рекорды высоты и смелости.
Не случайно, что авиация и парашютизм стали у нас проявлением того массового героизма, который является самой яркой и самой типичной чертой сталинской молодежи.
Не случайно, что первые одиннадцать Героев Советского Союза — славные летчики нашей страны.
Сталин и великая партия большевиков воспитывают в народе качества, которые являются лучшим украшением человека: мужество, неустрашимость, самоотверженность.
— Почему вы не пользуетесь парашютом, а обычно стараетесь спасти свои машины? — спросил товарищ Сталин Героя Советского Союза товарища Чкалова.
«Я ответил, — пишет товарищ Чкалов, — что летаю на опытных, очень ценных машинах, которые губить жалко. И обычно стараешься спасти машину, а вместе с нею и себя».
— Ваша жизнь дороже нам любой машины, — сказал товарищ Сталин.
Не ясно ли, почему, подымаясь в полет и на прыжок, я никогда не чувствовал страха смерти, знал, что каждый мой шаг окружен сталинской заботой, вложенной в каждый винтик машины, на которой я подымаюсь, в каждую стропу моего боевого парашюта.
И советский народ пусть будет спокоен за боеспособность и выучку своей авиации: этим делом повседневно руководит наш нарком Ворошилов, этим делом занимается сам Сталин.
Свободное копирование
