Наконец наступил долгожданный день.
Туманная дымка над городом растаяла. 10 мая был первый ясный, солнечный день.
Получив приказ готовиться к полету и прыжку, я осмотрел свой парашют, сам уложил его, проверил все до последней резинки, тщательно подогнал под свой рост и в назначенное время вместе с пятью другими летчиками — будущими инструкторами-парашютистами — приехал на аэродром.
Трехмоторная сильная машина была готова к полету. Мы расселись в удобные кресла самолета. Последним, проверив посадку, вошел в самолет Минов. Видимо, инструктор остался доволен.
Вот уже дан старт, и, выплюнув клубы отработанного газа, машина ровно побежала по стартовой площадке. Еле заметный отрыв — и мы в воздухе. В застекленное окно кабины я видел, как уплывает выстланная на аэродроме буква «Т» — посадочный знак, ангары.
Самолет сделал последний круг, плавно разворачиваясь правым крылом.
Минов смотрел на землю и сквозь открытую дверь кабины определял положение самолета в воздухе.
Наконец он, очевидно, сделал расчет, взмахом правой руки подозвал первого парашютиста — неоднократно прыгавшего летчика. Парашютист должен был сделать показной прыжок, чтобы мы наглядно могли увидеть правильность расчета и основные приемы техники отделения. Я и четверо других новичков запоминали каждое движение парашютиста.
Вот он подошел к краю кабины, поставил на борт левую ногу, правой рукой взялся за вытяжное кольцо, затем отодвинул нагрудный парашют вправо, придерживаясь левой рукой за борт. Минов слегка тронул летчика за плечо, и в то же мгновение мы увидели, как тот бросился вниз.
Не отрываясь, смотрел я в окно. Парашютист летел, растопырив ноги. Я ясно видел подошвы его сапог, каблуки... Еще мгновение — и над падающим комком вспыхнул парашют. Увлекаемый вытяжным парашютиком, он вытянулся в колбаску.
Самолет шел на малом газу, и мы увидели, как в воздухе, заболтав ногами, парашютист повис под зонтом.
Машина пошла на следующий круг и поочередно выпустила еще двоих.
Наконец моя очередь. Врач, находящийся тут же в самолете, взыл мою руку. Он считает пульс: 90 вместо нормальных 74.
— Ничего! — говорит он и одобрительно хлопает меня по плечу.
Подхожу к дверце кабины. С высоты 600 метров смотрю вниз, на землю, — и впервые по-новому ощущаю высоту. Земля кажется не обычной, как я привык ее видеть из кабины своего истребителя, летая на больших скоростях и на больших высотах.
Не верится, что, бросившись вниз, благополучно опустишься на землю.
Легкий удар Минова отрезвляет меня. Не раздумывая, я сгибаюсь в пояснице, и тело, получив крен, вываливается через борт из самолета. Лечу вниз головой и отчетливо вижу землю, сначала неподвижную, как на плане аэроснимков, с разлинованными прямоугольниками площадей. Потом она медленно начинает вращаться, крутиться вокруг меня. С силой выдергиваю вытяжное кольцо. Кончик троса просвистел перед самым моим носом и остался в руках...
С большой скоростью лечу я к земле и думаю: раскроется ли? Почти одновременно ощущаю толчок. Меня встряхивает, как котенка, и вместе со стропами болтает в воздухе. Вздыхаю легко и свободно. При быстром падении почти не дышал.
После шума мотора и напряженного ожидания прыжка наступили удивительная тишина и спокойствие. Я машу рукой самолету, уходящему на последний круг, кричу и плавно снижаюсь к земле.
По мере того как нервы успокаиваются, я свыкаюсь со своим положением в воздухе. Поправляю ножные обхваты, привязываю вытяжной трос и разворачиваюсь по ветру, перекрещивая основные лямки руками. Вот уже до земли остается не более 150 метров. Земля надвигается на меня. Спускаюсь еще ниже и с высоты 70—80 метров слышу крики: «Убери ноги!»
Увлеченный полетом, я не приготовился к встрече с землей и, лишь взглянув вниз, почувствовал скорость падения, совершенно неощутимую на большой высоте. До приземления остается 10—12 метров. Делаю позицию: подбираю ноги, все внимание на землю.
Чувствительный удар. Я падаю на бок, почти в центре аэродрома.
Навстречу бежит врач. Не дав освободиться от парашюта, он хватает меня за руку и улыбается.
— Молодец! Пульс замечательный, всего 104. Какое впечатление? — спрашивает он.
Я вне себя от радости, но стараюсь держаться серьезно и как можно солиднее. Делаю вид, что о таком пустяке мне, собственно, не хочется и рассказывать.
В моей новенькой парашютной книжке появилась первая запись:
«10.V.1932 — прыжок с самолета. Высота 600 м».
Комиссия дала удовлетворительную оценку моему прыжку. В тот же день мне вручили значок парашютиста под № 94.
Следующие четыре прыжка в Евпатории, хотя я прыгал с самолетов различных систем, ничего нового мне не дали. Зато пятый прыжок надолго остался в памяти.