Всю жизнь в Харькове прожила на Москалевке, в районе с недоброй славой. Вероятно, заслуженно. Хотя, кражи, часто случались жалкие и отражали убогий уровень тогдашней жизни: то украли полный мешок грязного постельного белья, который мама хранила в сарае, чтобы отвезти в прачечную (шутила тогда, что воры оказались трудолюбивыми: стибрили, чтобы постирать), то унесли сковороду с котлетками, по-видимому, для закуси, то сетку с мандаринами, то вырезали зонтики из сумки.
В нашей женской семье я считалась добытчицей. Как-то урвала в многочасовой очереди в Москве классные финские сапоги, которые были всем хороши: стильные, тёплые и красивые, но носить их невозможно, так как оказались велики, но надеялась, что придумаю, как их пристроить. И, действительно, моя сотрудница тоже приобрела сапоги, в которые с трудом влезала. Она принесла их на работу и заявила, что сапоги не продаются, а только меняются на большие. Я, как Золушка, их померяла, и, к моей радости, пришлись впору. «Нина, — заявила, — у меня есть сапоги на обмен, которые мне велики.»
Нина возликовала: «Хочу эти сапоги немедленно!»
— Никаких проблем, принесу завтра.
На что Нина взмолилась: «Я тебя очень прошу, сбегай в перерыв и принеси. Ну, что тебе стоит? Ведь живешь в двадцати минутах ходьбы от завода!» А что такое женское нетерпение?
Наконец, жаждущая меня уговорила. Захватив коробку с Ниниными сапогами, в обеденный перерыв отправилась домой.
Как только я открыла калитку и вошла во двор, пред моими очами предстала удивительная картина: «Бомжового вида мужик, взгромоздился на подоконнике и через форточку пытается открыть окно, чтобы влезть в квартиру, где на тахте валялось шмотье, что притащила из Москвы. Я оцепенела от необычной сцены, представив, что домушник проникает вовнутрь, я — вслед за ним и, что дальше делать с этим плохим человеком? Испугалась, кроме того, мои руки были заняты громадной коробкой с сапогами. Единственно, на что я решилась — это робко произнести: «Как вам не стыдно?» По-видимому, ворюге было совсем не стыдно и совсем не страшно. Потому что он стал медленно и неохотно слазить с окна. Затем направился к калитке, я двинула за ним, повторяя: «Как вам не стыдно?» Ворюга не убегал, а спокойненько себе шёл, а я следовала за ним. Увидев на противоположной стороне улицы незнакомца, позвала его и закричала: «Вы видите этого типа? Его надо задержать! Это — грабитель!» Молодой человек никак не мог врубиться, почему я к нему пристаю. Наконец, мужчина перешёл через дорогу и приблизился ко мне. Я пыталась втолковать, что, безмятежно идущий прохожий — вор и его надо поймать. В это время бытовушник медленно и степенно дошёл до поперечной улицы «Свет Шахтёра», повернул на неё и был таков. Догнать его оказалось немыслимо.
Расстроенная зашла домой, взяла сапоги для Нины и побрела обратно на завод. Хотя мои сапоги ей оказались впору, она считала себя моей благодетельницей. Проработав на заводе двадцать пять лет, я только один раз смоталась домой в обеденный перерыв и застукала вора. Жулик по-видимому хорошо знал, что днём дома никого нет. Вот такие случаются в жизни совпадения.
Если честно, не во всем виновата Москалевка. В психологии есть такое понятие как виктимность. То есть существуют люди, которые как бы притягивают преступников. Вот представьте себе громилу! Как вы считаете будут на него нападать? Вряд ли. А посмотрите на меня? Полтора метра с кепкой, тщедушная, в очках? Судите сами. Разве такая способна сопротивляться? Вопросов есть? Вопросов нет. Всё время оказывалась жертвой: то меня грабили, то обворовывали. У меня не сохранилось ни одного кошелька, которого бы не спёрли. Памятуя это, прятала деньги глубоко и только в кармане пальто хранила двушки для телефонов-автоматов. Как же я изумилась, когда полезла в карман за монетками, чтобы позвонить, обнаружила, что их тоже стибрили.
Помню, как меня подкарауливал в кустах злоумышленник, а потом мчался вдогонку и орал: «Стой, сука, блядь!», но, к счастью, тогда мне удалось убежать. То без конца цеплялись пьяные.
В начале декабря я возвращалась домой около девяти вечера, после неудачного рандеву. Выпив кофе, расстались, а я на трамвае поехала домой. На своей остановке, возле шестой поликлиники, вышла. Неторопливо шла по пустынному Колодезному переулку. Время — не очень позднее, около 9 вечера. Совсем не страшно. Падал лёгкий снежочек, который осветлял все вокруг и делал ходьбу приятной. Меня окружали одноэтажные домишки с двух сторон дороги. Настоящая зимняя пастораль. Это впечатление усиливал опустевший дворик с разрушенным строением и мягкий, как на ёлке, снежок. Вдруг кто-то сзади схватил меня и потащил в глубину заброшенного двора. Я стала тщетно вырываться изо всех сил и заорала: «Спасите!» Одной рукой нападающий схватил за плечо, а другой зажал мне рот и нос так, что почти потеряла сознание. Как только бандюга разжал ладонь, опять завопила: «Помогите!!!» Отморозок опять принялся душить со словами: «Если опять закричишь, задушу!» Я не сомневалась. Поверьте, что когда ты не можешь дышать, это парализует. Почувствовав себя кроликом, которого сдавливает удав, перестала сопротивляться. Тварюга затащил меня в уборную в глубине двора. Я носила золотые часики «Волга», которые папа подарил маме на годовщину, а мамины сослуживцы — золотой браслет. Грабитель пытался расстегнуть его, но не смог. Последовал приказ: «Сними сама, а то руку сломаю!» Дрожавшей рукой расстегнула браслет и отдала. «Снимай серёжки, а то уши порву!» Мародер забрал все мои украшения, а после вытащил нож и приставил к груди: «Раздевайся!» Затем схватил мои трусики, лифчик и колготки и деловито запихнул в карман. Ага, ещё и фетишист. Зачем ему моё бельишко? Я стояла замороженная в прямом и переносном смысле, с ужасом ожидая, чем это все закончится. В детективах обычно жертву насилуют, издеваются и убивают. Хотя мороз опустился где-то градусов до десяти, но даже без одежды не чувствовала холод. Кто знает, может, атакующий — садист и убийца. Я не ожидала ничего хорошего. Насильник водил ножом по груди, возможно, это его возбуждало, ещё я заметила шарики на члене, которые вшивают себе уголовники для усиления удовольствия. Но в тот момент этого не знала, а позже мне менты рассказали. Но что-то там у него не сработало или просто случилось, но извращенец не смог меня изнасиловать.
В шоке заорала: «Где мои очки?». Громила пошарил по земле и подал мне разбитую на две части оправу с раздавленными стёклами. Я продолжала возмущаться: «Что ты наделал? Зачем разбил очки!» Он как самый галантный кавалер пробормотал: «Ну, извини, не хотел их ломать. Это случайно. Не возбухай!» Вернув платье в зеленую клеточку, покрутил в руках финскую шапку-ушанку из опоссума, наверное, ему не приглянулась, решив, что она искусственная, отдал. Захватил кожаную сумочку с причиндалами, а зимнее пальто держал в руках:
— Сваливаю. Пальто брошу по дороге. Досчитаешь до десяти, а затем можешь тикать!
— Ты что спятил, думаешь, что буду бежать за тобой? Очень мне нужно!
Бандюга опять выдал:
— Ну, ладно, извиняюсь, — и драпанул.
В то мгновение плохо осознавала, что происходит. Досчитала до десяти, схватила, брошенное в нескольких метров пальто, без колготок, побрела к своим знакомым, которые жили через пару домов. Оля, увидев меня, остолбенела. По лицу текли черные от туши слезы, смешанные с кровью из кровавых царапин, оставленных громилой, когда тот меня душил. Оля дала мне колготки, и от соседей вызвала милицию. Менты появились быстро. Съездили на место преступления, ничего подозрительного не нашли, а затем вместе поехали в отделение подавать заявление. Домой меня вернули далеко за полночь:
— Завтра на работу не выходи. Вали в милицию. Будем вместе искать преступника.
Когда утром меня увидала мама, то в ужасе схватилась за голову:
— Что случилось?
— Меня ограбили!
— Что шапку сняли?
— Нет. Шапку как раз оставили. Не понравилась.
На следующий день, с утра, вместе с ментами поехали на железнодорожную станцию Новосёловку, так как предположили, что бандит торопился на электричку. Мерзли на платформе целый день, но никого не обнаружили.
Я пересмотрела целую корзину фотографий, так как следаки считали, что грабитель — рецидивист и, возможно, кого-нибудь узнаю. Ведь шарики и татуировка указывали, что нападающий уже отсидел в тюрьме.
Следователи показались приветливыми, но профессионалами не очень. Сейчас понимаю, что могли вызвать собак, чтобы пойти по следу, что на моей оправе остались отпечатки пальцев правонарушителя.
Мне велели снять судебно-медицинскую экспертизу. Приехала туда, а там очередина. Вышла медсестра, увидев меня, приказала: «А тех, кого мужья побили, в отдельную очередь!»
Моего злодея так никогда и не поймали. Зато в отделении милиции Октябрьского района меня все знали и здоровались. К тому ж, туда часто приходила, так как была членом добровольной народной дружины. Вряд ли возникал какой-нибудь прок от этого. Мы патрулировали район и охраняли людей, и за два выхода нам давали один отгул. Неплохо!
Нелли Эпельман-Стеркис 17 февраля 2017 г
