И вот апрель 1917 года. Февральская революция. Царь Николай 11 отрекся от престола. В кадетском корпусе идут горячие разговоры, споры. Наш воспитатель, оказалось, был либерально настроен и отречение царя от престола его очень устраивало. А у нас, мальчишек, была смута.
Так вдруг из призыва - «за веру, царя и отечество» вычеркнулось слово - «царь». Но когда мы побывали в очередную субботу дома, то вернувшись, настроение среди нас было другое и очень разное. Мнение родителей, естественно, определяло и наш взгляд на революцию.
Так как в моей семье мужчин не было, а женщины жалели царя-батюшку, то и я тогда склонился к монархизму. Мою маму возмущали студенты и народ, шагающий по улицам Москвы с красными флагами, с пением «Смело товарищи в ногу». А меня эти демонстрации как-то особенно волновали. В моей 12-летней голове был ералаш. Прислушивался к разным слухам и разговорам.
Появился на горизонте Керенский и Временное правительство. Что творилось в верхах и вообще в политической жизни страны я представлял себе довольно смутно. Чувствовал только, что семье нашей будет хуже. Прошла весна, прошло отпускное лето, вернулись мы в стены нашего корпуса и поняли, что никакого единства мнений в нашем классе не было. И все было непонятно и тревожно. Пришел октябрь и мы узнаем, что власть берут какие-то большевики. Кренский бежал за границу. А здание нашего корпуса было превращено в крепость.
Все входы в него были забаррикадированы. Наши офицеры, старшие кадеты были вооружены, и корпус был на осадном положении. Большевики поставили пушки против нашего здания и били по нему снарядами прямой наводкой, которые, между прочим, достигали цели только тогда, когда попадали в окна, ибо трехарщинные стены Головинского дворца были непробиваемы. Никаких занятий, конечно, не было. Находились мы во внутренних комнатах здания и только прислушивались к тому, что происходит. Обсуждали всевозможные варианты. И все это нам козалось романтично. Эта осада продолжалась неделю. А дальше, как говорили, наши руководители получили сведения о том, что юнкерские училища в Москве капитулировали. Кремль в руках большевиков и открыли все двери. Опасность миновала, но кадетов из помещения не выпускали, пока наши родители не привезли нам штатское одеяние и в сопровождении взрослых мы разошлись по домам. Это было сделано властями потому, что было бы небезопасно появиться нам на улице в кадетской форме. У народа на улицах, а особенно у моряков настроение было довольно агрессивно, и они могли с нами расправиться «по свойски». За мной приехала моя старшая сестра Таня, и мы с ней проследовали пешком из Лефортово до Пречистенки.
После того, как утихли уличные бои, и спустя некоторое время жизнь в Москве вроде стабилизировалась. Нас пригласили учиться в кадетский корпус, который был уже переименован в военную гимназию, на новом основании совместного обучения. Наш корпус слили с Елизаветинским женским институтом. И мы начали учиться и жить вместе с девочками. Но из этого мероприятия ничего путного не получилось, и нас распустили по домам. А жизнь революционной Росси неумолимо шла. Об этом написано много исторических книг, и не мне об этом писать.
А семья наша подвергалась суровым испытаниям. Мы начали сильно голодать и холодать, ибо центральное отопление не работало и мы отапливали одну комнату маленько железной печкой, так называемой - буржуйкой, и всей семьей жили в этой комнате. Дров, конечно, тоже не было и главным добытчиком топлива были я с младшим братишкой - Андрюшей. Мы с ним, украдкой ломали деревянные заборы и доставляли их домой.
Не помню точно, когда из плена вернулся отец домой (1918 год. прим. автора) Война была закончена и он устроился на какую-то работу, а по воскресеньям ходил на Смоленский рынок /по прозвищу «Смолега»/ и продавал все фамильные ценности: фарфор, хрусталь и прочее. Возвращался он с мешком продуктов, и в этот день мы шикарно обедали. Но хорошенького понемножку. Вскоре отец и мать были арестованы и посажены в концентрационный лагерь, который помещался в Андроньевском монастыре. Как говорили тогда, их посадили в качестве заложников. А дело было в том, что мой старший брат вернулся с фронта, сначала даже успешно работал на каком-то конном заводе, а потом он исчез. Как говорили в семье, он сбежал за границу, ибо не рассчитывал, что его бывшего гвардейского офицера оставят в живых. Видимо у него были основания так полагать, тем более, что история подтвердила подобное. (Дествительно же в том, что Смысловский без суда и следствия один год и семь месяцев пробыл в лагере лишь за то, что носил фамилию похожую на Польскую прим.автора из документов ФСБ)
Несправедливость с детства для меня была невыносима. Не могу простить кому-то за отца и за его четырех братьев. Все они безприкословно приняли Октябрьскую революцию. Все они честно и добросовеслно начали работать на молодую, еще не окрепшую республику. (см. внешние ссылки. прим.автора). Старший Евгений продолжал свою изобретательскую работу на военную промышленность. Но воизбежания разглашения государственной тайны, его поместили в дом на Лубянке /ВЧК/. Предоставили ему изолированную комнату с удобствами, доставили туда его личную пишущую машинку и необходимую литературу. И он работал, но в одиночке. В результате такая тюрьма оказалась для него роковой. Он заболел- инсульт и его уже инвалида отдали семье. И вскоре бесславно умер. ( На самом деле он был арстован органами ОГПУ - дело «Весна», осужден по ст.58.действительно получил паралич половины тела и полутрупом передан на руки дочери. По заключению врачей он не мог в таком состоянии отбывать наказание в ИТЛ. прим. атора по данным архива ФСБ. см. внешнюю ссылку)
Второй брат- Павел, преподователь в военном училище на Знаменке (Александровское уч.прим.автора см.внешнюю ссылку) где теперь реввоенсовет, но умер от туберкулеза.
Третий - Михаил, не успел никого разгневить и умер от сыпного тифа на посту начальника высшей артиллерийской школы на Пречистенке /бывший Александро-Марышский институт и был похоронен с воинскими почестями под артиллерийский салют (Фактически начальник хим.школы РККА и ее основатель действительно похоронен с воинскими почестями. см. внешнюю ссылку прим.автора).
А младший - Всеволод, который большую роль сыграл в моей жизни, работал в секретном отделе ВСНХ в качестве инженера-технолога. Получал высшую зарплату, так называемый - партмаксимум, не будучи партийным, работал довольно долго и успешно. Но в результате «Сталинской разверстке» был ликвидирован. (Работал в Главном Арт. Управлениии, один из авторов воинского устава РККА, арестован ОГПУ по ст.58, растрелян в Бутырской тюрьме и похоронен на Ваганьковском захоронении (см. внешнюю ссылку. прим. автора)
