23 <октября>
Положение относительно без перемен. Немцев явно задержали надолго, без перегруппировки они не пройдут, а на это нужно время. Но зато все время, особенно ночью, летают их самолеты. Уже вторую ночь плохо сплю из-за того, что то и дело будит грохот зениток. Очевидно, через какой-то небольшой промежуток времени начнутся бомбардировки. Они также будут доказательством задержки немцев. По-прежнему идет суетня с отъездом. В ИФЛИ понадобилось звонить и в 8, и в 9 ч., и сегодня утром, узнать ничего не удалось. Не могли сказать даже, какие вагоны — теплушки или нет. У телефона сидел какой-то бюрократ, который был глубоко убежден, что везде все предусмотрено. Утром оказалось, что сегодня поезд не пойдет, я сообщил, что я не поеду. Бюрократ был крайне шокирован. По его тону я понял, что он уверен, что на моей груди уже красуется свастика. А через час пришла записка из Института Горького, что они достали международный вагон и можно срочно выехать. Соня пошла выяснять. Был в Институте. Очевидно, что Академия Наук решила вывезти докторов наук в обязательном порядке. Очевидно, это связано с возможностью использования их другой стороной. Говорят, что в Киеве остался ряд писателей, которые в новых газетах уже сжигают то, чему поклонялись. Мне говорили, что Союз писателей в первую очередь отправил тех писателей, которые, по его мнению, могли встать на тот же путь. Завтра поеду в Академию окончательно выяснить, куда поеду: в Ташкент или в Саратов. Против Саратова — возможное приближение фронта (от Ростова), голод, зато наличие комнаты у Агнии. Послали ей телеграмму. За Ташкент — отдаленность, наличие своих учреждений, против — нет жилья и возможна в случае распада государственного аппарата резня русских. Но аппарат пока что сохранился, так как Москва скоропалительно не пала, а помещения Академия, как будто, гарантирует. В институте меня застала тревога, которая скоро кончилась. Сидел в подвале. В темноте доехали до дома. Соня ждала у ворот. По крыше нашего дома в квартиру ударил осколок.
Свободное копирование
