Но наконец наступила развязка. Меня вызвал следователь Тунцельман и заявил:
-- Ваше дело, господин Буренин, передается в суд. Вы, я вижу, сами понимаете, что вряд ли вам грозит что-либо серьезное, так как прямых улик мало, но я лично остаюсь при своем мнении. Думаю, что мы еще с вами встретимся.
Я ответил следователю, что надеюсь не доставить ему больше этого удовольствия.
Настал день суда. Конвойные с оголенными шашками ввели меня в зал, где происходило судебное заседание, и сразу ушли. Я увидел людей, заполнивших зал, мать, сестру, некоторых товарищей по подпольной работе, присутствие которых мне было особенно дорого. Над всеми возвышалась убеленная сединами голова Дмитрия Васильевича Стасова. Он направился ко мне, обнял меня через решетку, поцеловал, справился о здоровье и сказал:
-- Если бы вы слышали новую симфонию Глазунова! Вчера ее исполняли в Симфоническом собрании. Ну, знаете, и гениальное же произведение!
И Дмитрий Васильевич стал рассказывать о достоинствах новой симфонии. Мы оживленно и весело разговаривали. Но ко мне подошел мой защитник О. О. Грузенберг и сказал:
-- Не надо смеяться.
В эту минуту раздалось: "Суд идет!" Все встали.
Единственный свидетель обвинения, совершенно незнакомый мне человек, отказался от ранее данных им показаний.
-- Это не тот, -- сказал он обо мне. -- Тот был маленький, чернявенький, а этого я никогда не видел.
Меня оправдали.
Так закончилось мое годичное пребывание в тюрьме.
Свободное копирование
