Когда бабушка заболела и всем стало ясно, что приближается ее кончина, между родственниками началась борьба за миллионное наследство. Настойчивее других действовала моя тетка Глазунова со своим мужем, бывшим петербургским городским головой, владельцем известной книжной фирмы. Чрезвычайно богатый человек, Глазунов покупал свое положение в Городской думе поистине лукулловскими угощениями, а иногда давал и денежные взятки наиболее влиятельным из гласных. Его обеды с саженными севрюгами и осетрами были в старом Петербурге "притчею во языцех", темой обличительных статей и фельетонов в либеральных газетах.
Глазуновы решили завладеть миллионами бабушки, а остальных наследников забрать в руки, поставить в зависимость от себя.
Воевавшие между собой наследники три раза заставляли смертельно больную, совсем обессилевшую старуху переписывать завещание.
Накануне смерти бабушки в ее доме собрались все родственники. Небольшими группами входили они из зала в спальню, где каждый подходил к слабеющей старухе и становился перед ней на колени. Шептались, оценивали обстановку, с явной неприязнью поглядывали друг на друга, прикидывали, сколько на чью долю придется.
В последние минуты жизни бабушку нарядили в шикарный белый капот, положили на кушетку и стали приглашать представителей власть имущего чиновного и купеческого Петербурга.
В большом зале, рядом с комнатой, где лежала умирающая, стол был накрыт как в дни торжественных приемов. Среди разных яств стояли бутылки с вином, шампанским. Гости, изрядно выпив, шумно разговаривали. Душой этого общества были Глазуновы, которые сейчас, когда завещание уже было готово, потеряли к умирающей всякий интерес.
Среди этого пиршества старуха умерла одинокой. В комнате, где она лежала, царил беспорядок, кругом было всё разбросано. Посредине комнаты стояла кушетка, на которой бабушка лежала мертвая, простоволосая, неприкрытая, с раскинутыми закостеневшими руками.
Так ушла из жизни эта властная старуха, перед которой еще недавно заискивали многочисленные охотники до ее больших капиталов.
На следующий день у подъезда дома стояло множество экипажей. Двери особняка были настежь открыты. Гроб, утопавший в цветах, стоял на возвышении с несколькими ступенями, покрытый дорогим парчовым, вышитым золотом покровом с кистями по углам. Кругом возвышались пальмы и тропические растения, среди которых мрачно горели красно-желтым огнем задрапированные белым и черным восковые толстущие свечи. Покойница лежала в кружевах, в одном из своих парадных чепцов. Лицо ее было строгим и надменным. Ничем не напоминала она вчерашнюю простоволосую старуху.
Пышными были похороны в Троице-Сергиевской лавре. Архимандриты в митрах, сиявших драгоценными камнями, множество священников в пасхальных ризах, два хора певчих -- всё это производило впечатление оперного спектакля. И всё это было ложью. Не было, пожалуй, ни одного человека, который искренне пожалел бы покойную. Ни у кого не оставила она теплого чувства.
Свободное копирование
