Теперь о Леонтьеве, маленьком, сухопаром, горбатом, с длинными руками и мелочным до крайности. В его автобиографии (в словаре профессоров Московского университета) сказано, что матушка его дала на промышленную в Туле выставку пару перчаток, которую она связала из выпряденной ею паутины. Как мне это впоследствии припомнилось, когда племянник мой Барсуков, которого я ему назвал для получения места эконома в лицее (тогда помещавшемуся еще на Б. Дмитровке), отвечал мне на мой вопрос, отчего он не взял этого места, так желая получить его, следующее: "Я спросил Павла Михайловича: по какой причине он хочет сменить эконома? -- Да он не хочет быть при вывозе нечистот и при взвешивании оных. Как так? -- Да я взвесил жидкое и густое за одни сутки и потом помножил число веса на число обитателей дома и число дней. -- Ну после этого, как же принимать должность?"
И однако лекции Леонтьева до тех пор, покуда он не занялся Московскими Ведомостями, были образцовые; он не писал, а говорил их так отчетливо, что, например, география Италии оставалась у студента как бы нарисованной. Когда он объяснял авторов, то говорил по-латыни, и смешно было слушать сравнение с Пушкиным и Грибоедовым: sicus apud postrarses Puschcinium et Griboedovium {Искаженная латынь (примеч. публикатора).}.
Свободное копирование
