<Осень 1862 г.>
Я не могу жить в Перми -- мне надо новой жизни... Что сказать? Сказать, что я не буду писать -- я должен его обмануть, и что тогда будет со мною?.. Сказать, что буду,-- значит, остаться в Перми... и бог знает, что будет со мною... Нет! Скажу лучше "не буду" -- и стану ждать на это ответа... Сделаю для него всё, соглашусь, и тогда -- будь, что будет. Уеду... Но тихонько буду писать, пока обстоятельства службы и жизни не прекратят эту охоту... Ах, если-бы вы знали, что это за страсть.... Что делать! Я так наделен судьбой, что не мог образоваться... Разве я не могу еще писать лучше? Я могу научиться... Мне хочется... Но служба? О, я не долго проживу этою мучительною жизнью!.. {<Этой записи предшествовал разговор с А. В. Брилевичем. Передаем его в изложении Г. И. Успенского:
"Как и всякому, кого Ф. М. считал образованным и могущим дать ему "благой совет", он представил и ревизору для прочтения свои сочинения, прося похлопотать о помещении. В ответ на эту просьбу ревизор, уезжая в Петербург, сказал ему, между прочим, следующее: "Что касается сочинений, то вот что, Решетников, я Вам скажу: Вы писать не можете. Я сам писал когда-то, но к чему это повело? Ровно ни к чему? Всех литераторов, таких, как вы, ожидает нужда и голод... Вы не учились в высшем учебном заведении, вы нигде не бывали. Что вы можете написать? И для чего? Я не знаю, впрочем, ваших способностей, не знаю ваших сочинений, потому что вовсе не читал их" и т. д. Ф. М. сказал, что он и жить не может без сочинений, что у него страсть. "Мало ли что? -- возразил ревизор.-- Но надо надеяться и на рассудок". И в доказательство страсти, побежденной рассудком, ревизор привел себя, сказав, что и у него была страсть к картам, однако он преодолел, а теперь вот уже сколько лет не берет их в руки. Этот разговор кончился следующими словами ревизора: "Я вас постараюсь определить... Но теперь, через десять дней, вы должны сказать мне: будете вы сочинять или нет? Если вы будете сочинять,-- вы останетесь здесь; если нет,-- я вас переведу".>}