<Февраль -- май 1862 г.>
...не знаю почему, а она мне понравилась, в ней видна была робость, когда она глядела на меня, и если что говорила, то голос ее дрожал. Она ни о чем меня не спрашивала <...> Я долго любовался ее темно-каштановыми волосами, обвитыми вокруг маленькой головки, вспоминая время, когда она, бывало (в детстве), расплетала их и чесала. В простом сереньком платьице она казалась безукоризненно хороша...
...В моей памяти мелькнули слова наших родителей, обещавшихся соединить нас навеки, отчего я тогда отстранялся... Я ужаснулся своего прошедшего. Зачем я дичился ее, зачем ненавидел ее за ее длинные волосы, большие глаза... Мне сильно хотелось поговорить с нею наедине, но где и как, это трудно определить... И теперь, оканчивая записки, я вижу перед собой ее милый образ...
...Она мне еще больше понравилась,-- я начинаю на нее теперь поглядывать не шутя, и, кажется, я люблю ее...
...Я начинаю любить ее <...> Я ежедневно больше и больше думаю о ней...
...Вот уже двадцать дней, как я не видал ее; боже мой, как я измучился в первые дни, на первой неделе поста... Мне так и хотелось ее увидеть... отдать ей письмо, написанное стихами, в котором я объяснял, почему я прежде казался ей гордым, почему ныне стал чувствовать к ней влечение и что, несмотря на прежнее горе, я все-таки любил ее, хоть и молчал об этом. Часто, часто из Екатеринбурга я переносился мыслью в их хижину, часто мне казалось, как бы хорошо полюбить ее...