20 мая 1861 года
С рассветом мне представилось двадцатое число. Сегодняшний день был последним днем моего отпуска. Я ужаснулся тому, что я еще в Перми и никуда не определился. А, между тем, сколько было трудов и хлопот об этом переводе. В Екатеринбурге я надеялся на отпуск, как на отдохновение <...> Но здесь пришлось не до отдыха <...> постоянные заботы, ходьба к знаменитым лицам (надежда моих мыслей), отказы этих лиц, со всеми неприятностями к моей личности, и наконец -- бедственная известность о моей прежней подсудности, спавшей четыре года и проснувшейся вдруг, при моей просьбе о переводе, подсудность теперь вполне известная в Екатеринбурге,-- всё это ужасно сравнительно со всеми неприятностями службы в суде, где если и слышали о моей подсудности, но не верили. Это воспоминание надолго будет в моей голове, и надолго я должен стыдиться как товарищей моих по училищу, служащих в губернском правлении, так и товарищей по службе в уездном суде.
Но срок кончился, и мне надо ехать обратно, или подавать просьбу в казенную палату. Что если Екатеринбургский <суд> за просрочку поступит со мной по закону из недоброжелательности ко мне?
Судимость Решетникова 1855--1856 гг. в Екатеринбурге, повидимому, широко известна не была и обнаружилась только при возбуждении вопроса о переводе Решетникова в Пермь; об этом свидетельствуют письма В. В. Решетникова к племяннику от 17 и 24 мая 1861 г. В последнем письме В. В. Решетников писал: