14 ноября 1845. Вчера я был у графини Канкриной при открытии духовного завещания покойного графа. Из посторонних лиц были еще приглашены П.И. Полетика и сенатор граф Кушелев-Безбородко. Завещание написано в сентябре 1842 г. все собственноручно графом Канкрином по-русски.
Начинается оно тем, что всем состоянием своим обязан он милостям государей, и особенно ныне царствующего императора, следовательно, все благоприобретенное, и что может он располагать им по желанию своему.
Жене оставляет он дом, кажется, какую-то деревню и весь капитал свой; все прочее ей же в пожизненное владение, но без отчуждения.
С чувством особенной любви и нежности говорит он о жене своей, благодарит ее за попечения ее о нем, о воспитании детей, коим, к сожалению своему, не мог он, по многотрудным своим государственным заботам, заняться как желал бы того; извиняется перед нею, если по своему холодному или суровому нраву (не помню с точностью выражения) не был он всегда внимателен к ней, как бы следовало.
Говорит, в одном месте, о трудах, понесенных им для любезнейшей нашей России, и о неприятностях, кои он испытал особенно в последнее время, прибавляя: неприятелей имею, но их не заслужил.
Наличными деньгами, то есть билетами кредитных установлений, оставил он менее пятисот тысяч рублей на ассигнации. Графине известны были городские толки о бесчисленных миллионах, оставленных графом, -- и она при гласила нас именно с намерением, чтобы были свидетелями того, что по духовному завещанию откроется, и для того, чтобы оправдать память мужа.
* * *
Киселев говорит о Вронченко: это Каратыгин нашей министерской труппы. В прениях Совета и Комитета Министров он ужасно размахивает руками, хватается за парик.
* * *
Блудов говорит о Перовском (Льве, министре внутренних дел): он вседа зверь, но иногда -- зверь злобный.
Свободное копирование
