Суббота, 5 декабря. Сегодня Робер-Флери приходит в мастерскую для поправок. Мне ужасно страшно. Он произносит на разные лады; О! О! А! А! О! О! и потом говорит:
– Вы взялись за живопись?
– Не совсем, профессор, я буду заниматься живописью только раз в месяц.
– Нет, вы хорошо сделали, что начали, вы вполне можете перейти к краскам. Недурно, недурно…
– Я боялась, что еще не настолько сильна, чтобы взяться за краски.
– Совершенно напрасно, вы достаточно сильны; продолжайте, это недурно и т. д. и т. д.
Затем следует длинный урок, который показывает, что дело не безнадежно, как говорят в мастерской. Меня не любят в мастерской и при каждом ничтожном успехе Б. мечет такие яростные взгляды, что просто смешно.
Но Робер-Флери не хочет верить, что я никогда не училась живописи.
Он оставался долго, исправляя, болтая и куря, Я получила несколько дополнительных советов и потом он спросил меня, как я была помещена на последнем конкурсе прошлого года; и когда я сказала, что второй…
– А в этом году,- сказал он,- нужно будет…
– Да?
Это так глупо, он уже сказал Жулиану, что, по его мнению, я получу медаль. Итак, я уполномочена перейти к живописи с натуры, не останавливаясь на natures mortes! Я пропускаю их, как пропустила гипсы.