Книжка 2. (1813 -- 1855)
Остафьево, 5 августа 1813 г. Княжнин и Фон-Визин хотя и уважали друг друга, позволяли себе, однако же, шутить иногда один насчет другого. "Когда же вырастет твой Росслав? -- спросил Фон-Визин однажды. -- Он все говорит я росс, я росс, а все-таки он очень мал". -- "Мой Росслав вырастет, -- отвечал Княжнин, -- когда вашего Бригадира пожалуют в генералы".
* * *
Многие не признают в Вольтере лирического дарования: но ода его на смерть императора Карла VI служит, мне кажется, убедительным опровержением сего несправедливого мнения.
Il tombe pour jamais, се cedre, dont la tete
Defia si longtemps les vents et la tempete,
Et dont les grands rameaux ombragaient tant d'etats
(Он пал навсегда, этот кедр,
Глава которого так долго противостояла ветрам и буре
И чьи большие ветви бросали тень на столько государств...)
И выражение, и самый механизм стихов означают лирика. По мне, в сей оде гораздо больше лирической поэзии, чем в оде Руссо К Фортуне и во всех торжественных одах Ломоносова.
* * *
Херасков в одном из примечаний к поэме Пилигримы говорит: "Брут, дерзкая трагедия Вольтера". Его трагедии не имели этой дерзости.
* * *
Озеров за первые свои успехи на театре должен был заплатить терпением и твердостью. Эдип, Фингал, Димитрий навлекали ему постоянно новых врагов. Поликсена вооружила всю сволочь на него, и он был принужден укрыться в Казань от своих бешеных зоилов. Он может сказать с Вольтером: "Si ji fais encore une tragedie ou mirai je". (Если я напишу еще трагедию, куда мне бежать?)
* * *
-- Знаете ли вы Вяземского? -- спросил кто-то у графа Головина.
-- Знаю! Он одевается странно. -- Поди после гонись за славой! Будь питомцем Карамзина, другом Жуковского и других ему подобных, пиши стихи, из которых некоторые, по словам Жуковского, могут называться образцовыми, а тебя будут знать в обществе по какому-нибудь пестрому жилету или широким панталонам!
-- Но это Головин, -- скажете вы.
-- Хорошо! Но, по несчастью, общество кишит Головиными.
Свободное копирование
